Борис Колоницкий: «Общей концепции революции не будет. Путь от Февральской революции к Октябрьской
— Все началось, когда я прочитал книгу Джона Рида « », и это стало настоящим культурным шоком для меня. Я был советским школьником, учился в средней школе. Я находился в поле влияния устойчивого советского мифа — влияния, которого нельзя было избежать: залп «Авроры», штурм Зимнего и так далее. А тут передо мной оказалась сложная и противоречивая история. Джон Рид, конечно, не бесстрастный свидетель, он симпатизировал коммунизму и был основателем Компартии США. Но вме-сте с тем он и очень хороший журналист, выпускник Гарварда. Человек знал свое дело и давал очень хорошую картинку. Интересно, что потом то же самое испытали и мои студенты, которым я давал книгу Джона Рида как обязатель-ное чтение. В советское время они приходили с круглыми глазами и говорили: «Борис Иванович, это антисоветская книга».
— Не было ли скучно заниматься историей революции в советское время при всем официозе преподавания?
— Это не подталкивало к занятиям исто-рией революции. Но было несколько очень хороших историков, которые на самом деле для изучения революции сделали больше, чем, может быть, мы в более благоприятное в цензурном отношении время. Конечно, у них были свои рамки и свои ограничения, но в этих рамках они многое смогли сделать. Из них, думаю, широкому чита-телю особенно известны два человека. В Ленинграде это Виталий Старцев, который, например, все знал о штурме Зимнего дворца. К сожалению, хотя у него есть и книжечка, и статьи об этом событии, он не написал всего, что знал (у него есть немало важных работ, посвященных другим темам). В Москве это Генрих Иоффе, очень живой и хорошо пишущий историк, что было редко-стью в советское время.
Также была так называемая ленинградская школа историков революции, в ко-торую, помимо Старцева, входили Юрий Токарев, Олег Знаменский, Рафаил Ганелин, Геннадий Соболев, Ханан Астрахан. В Москве я бы еще назвал Вик-тора Миллера. Многие их тексты, однако, были достойно оценены только спе-циалистами, которые могли найти там нужную информацию.
Существует мнение, что о революции уже все известно, — и непонятно, чем там еще заниматься. Это очень любопытно в контексте юбилейного, 2017 года, особенно если сравнивать с юбилеем начала Первой мировой войны, которую называли неизвестной и забытой. Про революцию же все что-то знают, иногда свое знание преувеличивают, и все имеют собственное мнение.
— А для вас, как для историка, какой ключевой или самый интересный момент революции?
— Сложно выделить что-то одно. Разные эпизоды интересны по-разному и тре-буют разных исторических вопросов. Но если говорить о поворотном моменте, то это, с одной стороны, Февраль, а с другой стороны — , имен-но после которого сценарий Гражданской войны стал неизбежен. Иногда мы, честно говоря, преувеличиваем значение Октября, как и значение большевиков и Ленина.
Баррикады на Литейном проспекте в Петрограде. Февраль 1917 года РИА «Новости»— Почему интерес к теме революции за границей и в России падает?
— Есть такое наивное убеждение, что революция понятна. Есть и другие темы, ставшие популярнее: зарубежные исследователи больше занимаются 1930-ми годами, а сейчас и послевоенным периодом. Действительно, сравнительное открытие архивов было более важным для изучения 1920-х и 1930-х годов, чем для изучения революции, и люди бросились на совершенно неоткрытые сюжеты. Были и другие темы, которые увлекли моих аспирантов, например история церкви и религии.
— Я бы сказал, что есть несколько основных направлений, которыми надо заниматься. Во-первых, свои результаты всегда дает тщательное освоение архивных коллекций. Не нужно рассчитывать на то, что вы найдете какие-то секреты и тайны. Речь идет о более детальном, более глубоком изучении известных вещей. Например, я здесь отмечу работу историка Андрея Ни-ко-лаева, завкафедрой РГПУ имени Герцена. Он очень глубоко занимался фон-дами Государственной думы и ее архивами и написал серьезную работу о Го-сударственной думе в Февральской революции, которая нас приближает к по-ниманию роли Думы в это время. Или, например, Александр Рабинович, кото-рый изучал роль большевиков в революции. Архивы по-прежнему ждут тща-тельных исследователей.
Одно из самых интересных направлений, которые можно изучать, — это ло-кальные истории Гражданской войны. Обычно мы ограничиваемся Петро-градом и тем, что происходило там. Американский историк Питер Холквист изучал то, что происходило на Дону во время Первой мировой войны, рево-люции и Гражданской войны. У него в трудах показан локальный конфликт в россий-ском и европейском контексте, и таким образом он показал картину большой гражданской войны.
Третье направление, которым надо заниматься, — это изучение культурного фона революции и Гражданской войны. Под этим я подразумеваю и изучение политической символики, и общественного сознания в это время.
— Расскажите о ваших работах, что вы считаете главным в них?
— Когда я говорю о своих работах, я имею в виду не только себя, но и своих учеников. Главный мой интерес связан с политической культурой российской революции. Одна из книг, «Символы власти и борьба за власть», посвящена символике революции. Она о том, как вокруг символов возникают политиче-ские конфликты — это могут быть и , и, например, пого-ны. И такие конфликты происходят без участия политических партий, о кото-рых чаще всего пишут историки. Еще одна книга, «„Трагическая эротика“: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны», — о том, как царя и его родственников воспринимали во время Первой мировой войны. Один из моих любимых источников — это дела об оскорблении членов импе-раторской семьи, из которых видно, как относились к царю и его близким.
Наконец, я много занимаюсь темой культа вождя после свержения монархии. Столетиями все жили при монархии, и неожиданно возникла необходимость придумывать новые слова и ритуалы, которые бы описывали политических лидеров. Это своего рода протосоветские термины: был найден определенный язык, слова, которыми описывали . И интересно, что те же слова потом стали советскими терминами. Кроме того, белые тоже многое взяли из истории российской революции и порой использовали те же слова.
— Есть ли у вас симпатии к той или иной стороне среди участников событий 1917 года? К какой-нибудь партии, к какому-нибудь политику?
— Надеюсь, что нет. Для такой истории, которую я пытаюсь писать, важно понять всех. Антрополог, который изучает какое-то племя, не говорит тузем-цам, что они дураки и неправильно описывают гром и молнии или приливы и отливы. Я тоже стараюсь понять разных участников событий и их логику, их мотивы поведения. Например, я пишу книгу, которая посвящена культу Керенского. Но я не отождествляю себя с Керенским или с его противниками, хотя и считаю, что иногда к нему современники и историки относились не-справедливо. Это не значит, что я его собираюсь выставить рыцарем на белом коне, которым он не был. Часто люди себя отождествляют с акторами. Поэто-му сейчас историческая полемика иногда идет как битва истпартов Истпарт — Комиссия по истории Октябрь-ской революции и РКП (б) (1920-1928), занималась сбором и систематизацией сведений о революции. — либе-ральных, анархистских, националистических, православных. И нам с этим жить. Столетний юбилей революции не прекратит эту полемику, общей кон-цепции не будет. Но есть более важная вещь. Качество этой дискуссии важнее достижения консенсуса. Куча орущих людей, как это бывает у нас в телевизоре, не создает ситуации диалога. Но есть история революции, в которой мы все заинтересованы. И это дает нам шанс для рационализации исторического сознания. А рационализация исторического, а значит, и политического созна-ния — актуальнейшая задача для нас всех.
© Текст. Колоницкий Б. И., 2018
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018
* * *
Вступительное слово
«Была весна. Люди стали волноваться и зделали революцию», – пишет на листке бумаги мальчик в 1917 году.
Случившееся в 1917 году по-прежнему влияет на нас. Возможно, еще и потому, что это была первая встреча всей страны с большой историей. И каждый из миллионов жителей страны по-своему переживал эту встречу – спасался, выигрывал, терял, – но так или иначе входил в эти отношения.
Книга, которую вы держите в руках, создана на основе курса просветительского проекта Arzamas.academy. Курс состоит из цикла коротких лекций Бориса Колоницкого и сопроводительных материалов, подготовленных несколькими авторами и редакцией Arzamas.
Борис Колоницкий – ведущий мировой специалист по истории Русской революции. Его работа по исследованию часов и дней, перевернувших мир, выражается в сотне статей, публикаций документов, монографий, лекционных курсов. Для проекта Arzamas он подготовил цикл лекций, которые будут полезны каждому, кто интересуется ключевой темой в истории XX века.
Это последовательный рассказ о нескольких месяцах, которые изменили историю. В сущности, мы и сейчас живем внутри этого катаклизма, так и не поняв до конца, как он устроен. Единственный способ разобраться – слушать экспертов. Чтобы, услышав, что случилось сто лет назад, понять и мир сегодняшнего дня.
Помимо лекций Колоницкого в книгу вошли материалы, позволяющие увидеть тему с других ракурсов. Фантастический документ времени: рисунки и дневниковые записи детей – свидетелей 1917 года, собранные Евгением Лукьяновым, старшим научным сотрудником отдела изобразительных материалов Государственного исторического музея. Хронологическая табличка, показывающая исторический контекст: в ней собраны главные события в России и мире с января по декабрь 1917 года (процесс над Матой Хари, явление Девы Марии, первый матч в истории Национальной хоккейной лиги…). Рассказ Дмитрия Иванова, историка, сотрудника Европейского университета в Санкт-Петербурге, о важнейших исторических работах и свидетельствах очевидцев, которые помогут в дальнейшем изучении Русской революции и всего, что с ней связано.
Это главный принцип работы Arzamas: мы стараемся рассказывать о любом понятии, событии, эпохе так, чтобы читатель увидел их во всей полноте и захотел продолжить путешествие. На сайте Arzamas – десяток других курсов, образовательных игр и видеороликов, созданных лучшими гуманитарными учеными. А к ним (как и в этой книге) – вспомогательные материалы, шпаргалки, рекомендации.
«Была весна. Люди стали волноваться и зделали революцию». В центре этой истории – люди, человек, мы сами. Что может быть интереснее?
Филипп Дзядко,
главный редактор Arzamas
I
Лекция Бориса Колоницкого
«Измена и обман»: политический кризис кануна революции
Николай II на балконе Зимнего дворца перед провозглашением Манифеста о вступлении России в войну.
Последний российский император Николай II был скрытным и сдержанным человеком и обычно в своих дневниковых записях не позволял себе откровенности. Но после отречения он написал, что видит «кругом измену… и обман». Почему в ключевой момент своей жизни российский император оказался в одиночестве и изоляции? Это важный и интересный вопрос – мало кто в 1914 году мог представить себе, что так случится.
Начало Первой мировой войны привело к росту популярности Николая II. Он ездил по стране и всюду встречал хороший прием. Судя по всему, люди искренне поддерживали российского императора. Впрочем, руководствовались они разными соображениями: некоторые были убежденными монархистами, другие были монархистами ситуативными, прагматичными, кто-то считал, что во время войны нужно поддержать главу государства. В письмах студенты признавались: «Сейчас мы поем не „Марсельезу“, сейчас мы поем „Боже, царя храни!“» Что не обязательно означало приверженность монархизму, скорее это была демонстрация специфического патриотизма военной поры. Даже к обычно не слишком популярной императрице Александре Федоровне относились доброжелательно – ее портреты можно увидеть на некоторых фотографиях патриотических манифестаций 1914 года.
И все же постепенно популярность царя падала, о чем свидетельствуют различные источники: дневниковые записи и переписка современников. Эти настроения фиксировала даже цензура – и полицейская, и военная.
Январь
Революция
22 января (9 января по старому стилю), в годовщину Кровавого воскресенья, в Петрограде началась самая крупная забастовка за время войны, в ней приняли участие более 145 тысяч рабочих Выборгского, Нарвского и Московского районов. Демонстрации были разогнаны казаками. Забастовки также прошли в Москве, Казани, Харькове и других крупных городах Российской империи; в общей сложности в январе 1917 года бастовали более 200 тысяч человек.
Война
5 января (23 декабря 1916 года по старому стилю) российская армия начала наступление на Северном фронте в районе Митавы (современная Елгава в Латвии). Неожиданный удар позволил прорвать линию укреплений германской армии и отодвинуть фронт от Риги. Первоначальный успех Митавской операции закрепить не удалось: солдаты 2-го и 6-го Сибирских корпусов взбунтовались и отказались принимать участие в боевых действиях. Кроме того, командование Северного фронта отказалось предоставлять подкрепление. Операция была прекращена 11 января (29 декабря).
Мир
10 января у Белого дома в Вашингтоне начинается пикет суфражистского движения, известного как «Тихие стражи». На протяжении следующих двух с половиной лет шесть дней в неделю женщины пикетировали резиденцию американского президента, требуя равных с мужчинами избирательных прав. За это время их неоднократно избивали, задерживали за «препятствование движению», пытали во время арестов. Пикет прекратился 4 июня 1919 года, когда обе палаты Конгресса приняли 19-ю поправку к Конституции США: «Право голоса граждан Соединенных Штатов не должно отрицаться или ограничиваться Соединенными Штатами или каким-либо штатом по признаку пола».
Достаточно и других свидетельств. Например, немалый интерес для историков представляют дела об оскорблении членов царской семьи. В дореволюционной России большинство государственных преступников были не социал-демократами, распространявшими антиправительственные листовки, и не социалистами-революционерами, готовившими террористические акты. Самым распространенным видом государственного преступления было оскорбление члена царской семьи.
Как следует из этого источника, чаще всего ругали государя императора. Говорили о нем разное. Были слухи, совершенно не соответствовавшие действительности, – в основном о том, что царь не хотел победы России, искал сепаратного мира. Иногда воспаленное воображение современников рисовало царя чуть ли не предателем. В деле одного простолюдина записано, что он рассказывал, как царь якобы продал Россию за бочку золота и уехал в Германию. Это, конечно, совершенно абсурдный слух. Интересно, что в нем есть вкрапления деталей эпохи модерна – элементы детективной истории: царь сбегает из страны по подземному ходу на автомобиле.
Однако чаще всего в разговорах простых крестьян, ругавших царя, появляется другая тема. Николая II называли дураком, который не подготовил Россию к войне. В этих обвинениях звучали даже отголоски российской правительственной пропаганды, перевернутой совершенно непредсказуемым образом. В пропагандистских материалах миролюбивое отечество было противопоставлено воинственной Германии, главным антигероем был кайзер Вильгельм II. Но было известно, что Германия примерно сорок лет не воевала, и для многих людей это было доказательством сообразительности германского императора. Они говорили: «Вот германский император сорок лет готовился к войне, пушки заготавливал и снаряды отливал. А наш-то дурак только водкой торговал» (намек на водочную государственную монополию). Получается, что царь проявил свою профессиональную непригодность: он не готовился к тяжелой године заранее, его страна оказалась небоеспособной и беспомощной перед тяжелыми военными испытаниями. Конечно, так говорили малограмотные и вовсе не грамотные крестьяне, но похожие настроения охватывали и гораздо более образованных современников. Многие, в том числе и убежденные монархисты, накануне 1917 года считали, что с этим царем войну России не выиграть.
Очень важный персонаж слухов военной поры – императрица Александра Федоровна. Она никогда не была особенно популярной, хотя, как уже было сказано, добилась в начале войны некоторых успехов благодаря своим патриотическим инициативам. Императрица и две ее старшие дочери прошли курсы сестер милосердия, сдали соответствующие экзамены, получили необходимые дипломы и участвовали в медицинских операциях. При этом царица сама была больным человеком и иногда сидя ассистировала хирургам. Она на самом деле выполняла тяжелый патриотический долг и во многом видела картину яснее, чем ее супруг император. Он посещал фронт, но смотрел на специально подготовленные и аккуратно выстроенные войска. Царица же видела жертв войны, истерзанную человеческую плоть, смерть – люди, к которым и она, и ее дочери успевали привязаться, которых они старались вылечить, умирали буквально на ее глазах.
Бесспорно, царица была большой патриоткой России, однако удивительным образом даже ее патриотические инициативы воспринимались порой негативно. Это было связано, в частности, с тем, что изменился культурный контекст.
В начале Первой мировой войны образ сестры милосердия в российской пропаганде и в российском искусстве был символом мобилизующейся нации. Сестра милосердия – русская женщина, которая выполняет свой патриотический и христианский долг. Но постепенно ситуация изменилась. Сестру милосердия все чаще воспринимали как символ разгульного тыла, лихачества и даже разврата. Ходила такая поговорка: «Японскую войну господа офицеры пропили, а эту с сестрами милосердия прогуляли». Некоторые профессиональные проститутки одевались в костюмы сестер милосердия – считалось, что это привлекает клиентов. В таком контексте многочисленные почтовые открытки и плакаты, на которых императрица и ее старшие дочери были изображены в форме сестер милосердия, могли восприниматься совершенно не так, как задумывалось, и подтверждали самые невероятные и несправедливые слухи, в том числе о близости царицы с Распутиным.
Про Александру Федоровну говорили и другое – что она приобрела слишком большую власть над царем. Николай II в таких слухах представал зомбированным существом, подкаблучником, которым манипулируют царица и так называемая немецкая партия. Действительно, в годы Первой мировой войны реальное влияние Александры Федоровны несколько возросло. Это видно даже по переписке царя и царицы: она дает ему политические советы, и иногда их взгляды совпадают. Тем не менее слухи о ее влиянии были фантастически преувеличенны.
В некоторых слухах императрица изображалась прогерманским политическим деятелем, иногда сторонницей сепаратного мира, а бывало и вовсе германским агентом влияния. Говорили даже, что в царском дворце расположена радиотелеграфная станция, которая передает секретную информацию в Германию, – и этим объясняются поражения русской армии на фронте. После революции эту телеграфную станцию пытались найти, но, конечно, безрезультатно.
Слухам верило так много людей, что уже не имело значения, насколько они правдивы. Слухи распространялись не только необразованным населением, но и дипломатами, офицерами Генерального штаба и императорской гвардии.
Кто же придумывал слухи? Обычно у слухов не один автор, а много. Иногда говорят, что слухи намеренно распространял противник – действительно, в годы Первой мировой войны этим занимались все воюющие державы. Или что источниками слухов были различные оппозиционные организации, которые хотели таким образом дискредитировать монархию – возможно, в определенных случаях так и было. Но некоторые слухи появлялись снизу, они напоминали фольклорные сказания, анекдоты и не распространялись ни в каких других слоях общества. Интересно, что в делах об оскорблении царской семьи, заведенных на неграмотных или малограмотных крестьян, есть упоминания вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Но в слухах, формировавшихся в интеллигентных кругах, ее имя практически никогда не встречается. Слухи возникали по разным причинам, на разном уровне и по разным образцам. А распространению самых невероятных слухов способствовала атмосфера Первой мировой войны – атмосфера шпиономании и германофобии.
Немалую роль в распространении слухов о шпионах сыграла Ставка Верховного главнокомандующего. В 1915 году в результате расследования, инициированного командованием Северо-Западного фронта и поддержанного Ставкой, был арестован, обвинен в измене, осужден и довольно быстро – даже подозрительно быстро – казнен офицер Мясоедов, ранее служивший в жандармерии, а в годы Первой мировой оказавшийся в военной разведке. Были арестованы и связанные с ним люди, нескольких из них потом казнили. Сейчас историки установили, что для такого обвинения и тем более для такого приговора реальных оснований не было. Мясоедов должен был стать козлом отпущения: изменой можно было объяснить поражения русской армии. После этого дела шпиономания и ксенофобия стали распространяться по стране еще быстрее.
Слухи поползли наверх: обвиняли уже не только отдельных офицеров, но и военного министра Владимира Сухомлинова. Его сняли с должности, назначили следствие, арестовали. Царь понимал, что в вину Сухомлинову можно было вменить разве что халатность, но никак не измену Родине, и свидетельства против него были явно сфабрикованы. Он изменил Сухомлинову меру пресечения на домашний арест, и это лишь подогрело слухи – теперь уже в измене стали обвинять не только генералов, не только бывшего военного министра, но и самого царя.
Неудивительно, что в критический момент своего царствования Николай чувствовал себя покинутым всеми, окруженным изменой и обманом. Накануне Февральской революции значительная часть населения страны, в том числе и многие представители политической элиты, искренне верили, что измена проникла на самый верх, а сам царь если не изменник, то покровитель изменников. Это было, конечно, не так – и царь, и царица были патриотами России, они хотели ее победы в войне. Но если миллионы верят слухам, слухи становятся фактором не менее значимым, чем сама реальность.
Материалы к лекции
«Критический словарь Русской революции: 1914–1921»
Список авторов этого фундаментального труда – своего рода справочник, кто есть кто в исследованиях Русской революции: в нем полсотни специалистов из разных университетов, научных школ и стран. Эта исследовательская среда появилась во многом благодаря начавшейся в Ленинграде в 1990 году серии международных коллоквиумов по проблемам истории революции, участники которых и создали «Критический словарь».
Книга изначально вышла на английском языке в 1997 году, а для последовавшего через некоторое время русского издания была несколько дополнена и переработана авторами. Вопреки заглавию это не столько словарь, сколько аналитический справочник, представляющий взгляд ведущих мировых специалистов по Русской революции на ее отдельные аспекты (социальные, военные, политические), события (от предпосылок и последствий до отдельных поворотных моментов), акторов (общественные, религиозные и этнические группы, политические партии, институции и пр.) и индивидуальных деятелей. Статью о Ленине, например, написал автор двухтомной научной биографии вождя большевиков Роберт Сервис. О фабрично-заводских комитетах – один из ведущих мировых специалистов по рабочему движению в революционной России Стив Смит. События, связанные с переходом Советской России к нэпу, обрисовал Сергей Яров, автор нескольких монографий по началу 1920-х годов.
«Критический словарь» не претендует на то, чтобы закрыть тему. По словам одного из его редакторов, Эдварда Актона, одна из целей работы – «выявить границы нынешних знаний, вопросы, остающиеся без ответа, задачи для будущих исследований».
«Постижение Русской революции требует… не только знания основных событий, партий, институтов и деятелей, описание и анализ которых ведущими исследователями составляют основную часть этого тома, но также и усилия, направленного на вскрытие смысла надежд и разочарований, боли и гнева – постоянных спутников революционных перемен. Эти субъективные ощущения не только соединяли психологические и физические проявления жестокости и зверств с разным социальным и политическим напряжением в обществе; они играли значительную роль в переходе от конфликта к действию; они также придавали событиям и действиям свое особое (и часто противоречивое) значение, которое зачастую не очевидно и даже не засвидетельствовано каким-либо регулярным способом».
Уильям Г. Розенберг. «Интерпретируя Русскую революцию» // «Критический словарь Русской революции»
Критический словарь Русской революции: 1914–1921. СПб., 2014.
II
Лекция Бориса Колоницкого
Февральская революция: спонтанная или организованная
Как началась революция? Кто ее начал? Кто организовал? Эти вопросы историки задают о каждой революции, и российская не исключение. В советское время по понятным причинам все факты складывались в большое повествование об организующей роли партии. Есть другие теории, и их популярность растет. Одни авторы писали и пишут о роли германских спецслужб в организации российской революции, другие говорят о роли союзников, например Великобритании, в подготовке свержения монархии и об их контактах с российской либеральной оппозицией. Третьи – о роли российских масонов, четвертые – о заговорах предреволюционной поры, в обсуждении которых принимали участие не только общественные деятели, но даже генералы, гвардейские офицеры и члены российской императорской семьи.
Все это было. И заговоры, и подпольщики, и масоны, и спецслужбы. Но можем ли мы российскую революцию объяснить заговорами? Предположим, будут найдены некие новые источники, которые дополнят наши знания о действиях специальных служб или заговорщиков. Все равно эти действия нельзя будет назвать единственной причиной революции, таких причин было много. Чтобы понять это, полезно посмотреть на сам ход российской революции и на то, что ей непосредственно предшествовало. И тут главным героем нашего повествования становится город.
Февраль
Революция
27 февраля (14 февраля по старому стилю) открылось первое в 1917 году заседание Государственной думы. Оно должно было пройти еще в январе, но в начале года указом императора было перенесено на более позднюю дату. У Таврического дворца прошла демонстрация, многие депутаты на заседании требовали отставки правительства. Лидер фракции трудовиков Александр Керенский призывал бороться с властью не только законными средствами, но и с помощью «физического устранения».
Война
1 февраля Германия начала неограниченную подводную войну. Немецкие подлодки беспрепятственно преодолевали заграждения и атаковали как военные конвои, так и гражданские суда. За первую неделю февраля в Ла-Манше и на западных подходах к нему было потоплено 35 пароходов. За весь месяц германский флот потерял только 4 подлодки из 34, а английские войска были отрезаны от снабжения из-за постоянных атак на торговые суда в проливе и в Атлантике.
Мир
5 февраля в Мексике опубликован текст Конституции, принятой в январе Учредительным собранием. Новый Основной закон передал все земли государству, свел до минимума полномочия церкви, разделил ветви власти и установил восьмичасовой рабочий день. Таким образом, революционеры добились исполнения всех своих требований. Впрочем, вооруженная борьба правительства с лидерами повстанцев продолжалась и после этого. Революция началась в 1910 году борьбой с диктатурой президента Порфирио Диаса. Затем к движению присоединились крестьяне, и главной целью стала земельная реформа.
Бывший Петербург, после начала Первой мировой войны ставший Петроградом, очень изменился. На его улицах стало меньше солдат гвардейских полков в их яркой форме, но появились другие люди – беженцы из западных губерний Российской империи, некоторые в страшном состоянии. Иногда встречались дезертиры, к Февральской революции их было уже довольно много. Все это – благоприятная питательная среда для преступности, рост которой отмечали современники.
Для кого-то война была тяжелым страданием, для кого-то – шансом. На улицах появились так называемые мародеры тыла, люди, сделавшие деньги на войне, и таких было немало. В основном они занимались контрабандой. Например, закупали в нейтральных странах немецкие медикаменты – до Первой мировой войны Германия была крупнейшим производителем лекарств, а в России их практически не было, – переправляли через границу и продавали здесь втридорога. Это были новые деньги – не только новые, но и не очень чистые. Можно себе представить, как люди, потерявшие своих близких, терпевшие различные лишения в годы войны, смотрели на этих новых богачей. Ощущение несправедливости подпитывало недовольство режимом.
У коррупционеров появилось новое поле для деятельности – призыв в армию. Люди, приезжавшие в Петроград из столиц других воюющих стран – из Лондона, Парижа, – были потрясены тем, как много мужчин призывного возраста, внешне вполне здоровых, гуляют по столице, какая веселая жизнь царит на центральных улицах этого города.
Четыре видео-материала о революции 1917 года
Автомобиль-сани Николая II. 1917 год. via
Из книги Бориса Колоницкого «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны, 2010:
" В годы войны негативное отношение к «слабому» и «неспособному» царю стало весьма заметно. В известных нам делах по оскорблению членов императорской семьи Николай II предстает прежде всего как «царь-дурак». «Дурак» - наиболее часто встречающееся слово в известных нам делах по оскорблению императора в годы войны. Оно употребляется 151 раз (16% от известного числа оскорблений царя), следующее по «популярности» слово «кровопийца» употребляется только 9 раз. Слово «дурак» используют как некоторые иностранцы и инородцы, считающие «дураками» «всех русских», так и русские патриоты разной национальности, с сожалением именующие дураком «нашего царя».
Можно предположить, что слово «дурак», одно из самых распространенных, простых и универсальных русских ругательств, в первую очередь приходило в голову людям, ругавшим царя под влиянием внезапно полученных известий. Можно было бы предположить, что не все оскорбители царя действительно характеризовали так его умственные способности. Однако показательно, что других членов императорской семьи оскорбляли иначе. Так, великого князя Николая Николаевича именовали «дураком» довольно редко. Ни один из известных нам оскорбителей Александры Федоровны не назвал царицу «дурой».
Наряду со словом «дурак» при оскорблении императора используются и схожие слова - «губошлеп», «сумасшедший». "
2.
«Николая Кровавого в Петропавловскую крепость!». Митинг у могил жертв революции. Марсово поле. Июнь 1917 г. ГА РФ.
" Весть о принятии императором командования вызвала новую волну оскорблений императора. Писарь тамбовской казенной палаты, например, заявил: «Такой дурак, а принимает командование армией. Ему бы только дворником быть у Вильгельма». О том же говорили и другие оскорбители императора. Молодой астраханец, присутствовавший при чтении вслух телеграммы о принятии императором на себя верховного командования, заявил: «Ну, теперь дело проиграно». Свои слова он пояснил, также назвав царя «дураком». Нижегородский крестьянин, узнав о решении царя, сказал: «Государю некогда делами заниматься. Он всегда пьяный. Он такой же германец». Некий молодой конторщик также не очень высоко оценил военные таланты императора: «Он ни … не понимает в этом деле, а только может селедку [саблю. - Б.К.] носить». Сумский мещанин в негодовании воскликнул: «Государь так навоюет, как навоевал Куропаткин, - за два дня продаст Россию». Вообще, немало людей было арестовано в конце августа 1915 года за оскорбление императора, нередко поводом для оскорблений было чтение газет, содержавших информацию о решении Николая II, читатели реагировали непосредственно, а порой и весьма грубо. "
Каково было положение в стране накануне революции 1917 года? Как различные группы историков отвечают на вопрос «Можно ли было избежать революции?» Как Россия смогла выставить одну из самых больших армий в мире в период Первой мировой войны? На эти и другие вопросы отвечает доктор исторических наук Борис Колоницкий.
«Историков можно поделить на две условные группы: оптимисты и пессимисты. Оптимисты считают, что революция в России была неизбежна с августа 1914 года. Есть некоторый консенсус, который сейчас оспаривается, относительного того, что Первая мировая война создала ситуацию, когда революция стала неизбежной. Оптимисты вместе с тем считают, что, не будь Первой мировой войны, для революции в России причин не было. Их аргументы таковы: страна в начале XX века довольно быстро развивалась, темпы экономического роста внушали оптимизм, социальную динамику можно воспринимать как прогрессивную, увеличилось городское население, увеличилась доля грамотных людей, увеличилось количество людей с высшим образованием. Значительно свободнее после революции 1905 года стала пресса: увеличилось количество изданий, и пресса стала более важным институтом. Появилась Государственная дума, и тот факт, что она рассматривала бюджеты, уже сам по себе был важен.»
4.
via
«Первая мировая война была везде связана с патриотической мобилизацией. А патриотическая мобилизация во всех странах была связана с завышенными обещаниями: в тех странах, где не было всеобщего избирательного права, обещали расширение избирательного права; там, где было слабо развито социальное законодательство, обещали что-то рабочим и профсоюзам или национальным союзам. Было ясно, что иногда обещали слишком много, и речь идет не только о России, но и о других странах. Правящие элиты различных стран считали, что война все спишет, а победа позволит разрешить эти проблемы. В России в ходе войны также нарастали завышенные ожидания.»
5.
via
О событиях 23 февраля (8 марта) 1917 года в Петрограде: «Я хочу обратить внимание на топографию города, которая имеет большое значение. Если бы забастовщики пересекли Неву, что они и сделали, то они оказались бы в 10 минутах ходьбы от здания Государственной думы, от Таврического дворца. Если бы это было организованное политическое движение, имело бы смысл туда пойти. Переходя реку, они находились вблизи важных центров инфраструктуры власти (то, что мы сейчас знаем по работам Ленина: мосты, вокзалы, телеграф, телефон). Но их это не интересовало, и то, куда они шли, имеет принципиальное значение. А шли они на Невский проспект, потому что это место городского политического театра и это традиционное место политического протеста. Таким образом, в ходе Февральской революции проявилась городская политическая традиция.»
6.
Вооруженное восстание, 1917. via
Образы верховной власти в революции 1917 года.
Историк Борис Колоницкий о недовольстве крестьян, отношении к императору и неоднозначности антимонархического характера революции. ПостНаука, 16.12.2015
Российская революция 1917 года в последнее время не привлекает внимания молодых исследователей. Мне сложно понять, почему это происходит. Возможно, это связано с тем, что революция представляется чем-то изученным и понятным.
8.
Фотограф Виктор Карлович Булла / Matrosen des Kreuzers „Aurora” schließen sich dem aufständischen Volk bei der Februarrevolution an. Petrograd (Sankt Petersburg), 1917. Victor Bulla.
Я думаю, что это не так, просто мы не всегда задаем новые вопросы, а они иногда звучат буквально за окном, потому что мы живем сейчас, в начале XXI века, не в период стабильности, идут процессы, которые называются с большим или меньшим основанием революцией. В разных странах, на разных континентах политические кризисы буквально сотрясают. Мы являемся свидетелями различных гражданских войн, то есть революция переходит в какую-то еще более острую фазу.
9.
via
Тут уместно задать несколько вопросов. Один из этих вопросов: «Что такое революция?» Определений существует множество, но я бы охарактеризовал революцию как особое состояние власти. Вебер говорил о том, что он определяет власть как возможность вводить свои решения с помощью насилия, права и авторитета. В период революции государство теряет свою монополию на использование насилия. О чем идет речь? Обычно людей убивать плохо, но, когда государство убивает людей по каким-то правилам, вроде бы это признается вполне допустимым.
10.
1917. Знаменская площадь во время Февральской революции. Петроград. Толпа у памятника Александру III. via . Государственный музей политической истории России. via
В обычное время государство обладает монополией на правотворчество, а в период революции эта монополия оспаривается. Появляются какие-то другие центры правотворчества, которые считают свои решения вполне легитимными, и люди сами по себе выбирают, в каком им находиться правовом пространстве, кого слушать, кого считать законом.
11.
Митинг на Тверской площади. Москва. Не ранее 28 февраля 1917 г. РГАКФД.
Таким образом, отличие революции от так называемого обычного состояния, если использовать веберовскую схему, заключается в особой роли авторитета в условиях революции. И мне кажется, что когда мы говорим об авторитете и революции, то очень важный аспект — это персонификация власти, образы персонифицированной власти. Это очень острый вопрос для всех революций. Считается, что в периоды кризисов люди особенно склонны к персонификации, к отождествлению с политическим лидером, но особенно это важно для антимонархических революций.
12.
"Сожжение гервбов". 1917. via . Вариант фотографии
Почему? Потому что с монархом у людей совершенно особые отношения, должны быть совершенно особые отношения. Он как глава такой большой семьи, его знают все, он присутствует всюду, он — сакральная фигура. Есть не только определенный набор слов, с которыми следует обращаться к монарху или его характеризовать, но и определенный набор эмоций, которыми нужно выражать свое отношение к монарху. Например, необязательно любить президента или премьер-министра, а вот хорошие монархисты должны любить своего государя, и если мы посмотрим тексты, обращенные к монарху, то это язык любви. Когда люди отказываются от монархии в пользу какого-то иного государственного строя, то сразу возникает очень много вопросов: какие слова использовать для характеристики политического лидера, какие образы допустимы, а какие недопустимы, что нужно табуировать или что нужно изобретать новое, какие эмоции нужны по отношению к вождю? И этот вопрос о легитимности чрезвычайно важен для революции. Применительно к российской революции 1917 года нужно различными способами попытаться исследовать отношение людей того времени к политическим лидерам.
13.
Крестьяне в 1917 году / 1917. Bauer diskutieren Nachrichten über die Februarrevolution.
Начнем с отношения собственно к императору. Как это можно сделать? Как можно проникнуть в головы людей, понять, что они думали? Наверное, задача невозможная, чтобы решить ее целиком, но как-то приблизиться к этому мы можем. Мы можем изучать дневники, личную переписку людей. Но один из источников, который мне кажется особенно важным и интересным, и он может быть убедительным — это оскорбление членов императорской семьи в годы Первой мировой войны. Оскорбление царя, его родственников и ближайших предков было вообще-то государственным преступлением. Когда мы говорим о государственных преступниках в дореволюционной России, мы представляем себе либо террористов, бросающих бомбы, либо революционеров, распространяющих листовки. Но абсолютное большинство государственных преступников, если говорить о статистике, были крестьяне, малограмотные или неграмотные, которые в разных ситуациях что-то плохое говорили про царя. Или, может быть, они и не говорили, но так было указано в доносе. И очень важно посмотреть, что они говорили или что они говорили соответственно доносу (может быть, так и не было на самом деле).
14.
Карикатура «Не угодно ли присесть на престол?». 1917 г.
Изучается этот источник по-разному, и делаются разные выводы. В советское время какой-то одной цитаты (или нескольких цитат) из этих дел было достаточно, чтобы делать выводы, иногда осторожные, о том, что росло антимонархическое сознание у крестьян. Вот крестьянин сказал: «Царь у нас — дурак», — значит, растет антимонархическое сознание. Другие исследователи говорят: «Смотрите, таких дел было сравнительно мало, значит, наоборот, народ был монархически настроен». Но меня-то интересует, как и что люди говорят. Статистика тут невозможна. Мне кажется, что на основе этих источников при сопоставлении с другими источниками можно сделать вывод как раз другой. Многие крестьяне оставались в глубине души монархистами, им иногда было довольно сложно представить иной государственный строй, чем монархия. Но они были предельно недовольны существующим царем. То есть их претензия к царю была очень часто такова, что царь плохо выполняет свои «профессиональные» обязанности. И иногда даже патриотическая пропаганда могла быть воспринята совершенно непредсказуемым образом. Например, российская патриотическая пропаганда сделала главной фигурой врага германского императора, кайзера Вильгельма II, и очень часто повторяла, что десятки лет Германия готовилась к войне. Во многих случаях независимые друг от друга в разных частях этой гигантской страны крестьяне говорили: «Вот у немцев-то царь деловой, хороший хозяин. Вот сорок лет готовился к войне, пушки делал, снаряды отливал. А наш-то царь-дурак только водкой торговал» (речь идет о водочной монополии, не очень любимой крестьянами). То есть царь не выполнил свою державную царскую работу, не подготовил Россию должным образом к войне. И царя очень часто называли дураком. Казалось бы, слово «дурак» вообще довольно распространенное, и, может быть, это первое ругательство, которое приходит в голову, но царицу-то никто дурой не называл, ее как-то характеризовали негативно, но используя другие слова. Ясно было, что это было адресовано именно императору, и этот образ был очень важным.
15.
Император Николай II с дочерьми под домашним арестом. Царское село. Лето 1917 г. ГА РФ.
И если сопоставить этот источник — дела по оскорблению членов царской семьи — с другими источниками, то получается довольно интересная ситуация. Некоторые слухи и некоторые образы царя были распространены в разных категориях общества, разных по своему образованию, по своей культуре. А некоторые слухи и некоторые образы царской семьи были распространены преимущественно в крестьянской среде. Например, в образованной среде крайне редко встречаются негативные слухи о матери царя, вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, а у крестьян такие слухи фиксируются. Что мы можем сказать на этом основании? Какие выводы мы можем сделать? Дело в том, что некоторые историки считали и считают, что слухи распространялись сверху вниз. Они придумывались в салонах политической и интеллектуальной элиты, фабриковались где-то там, а потом распространялись и шли вниз. Иногда такая интерпретация истории соединяется с конспирологическими концепциями заговоров. Существовала какая-то фабрика слухов: то ли на немецкие деньги, то ли на английские деньги, то ли революционеры сидели в тюрьмах, выдумывали эти слухи и бедным хорошим крестьянам эти слухи внушали. Этот материал показывает, что очень часто это происходило не так. Некоторые слухи были реакцией крестьян на ситуацию кризиса, и ничего аналогичного в иных стратах мы не находим.
16.
"Красная гвардия". 1917. Надпись на флаге, кажется, немного пририсована. via
Какой же общий вывод мы можем сделать? Он представляется мне очень важным. Когда мы говорим о революциях, мы обычно говорим о необычайно активных участниках. Мы говорим либо о действующих политических организациях, партиях, либо о политических лидерах, героях толпы, героях каких-то организаций. Но на самом деле революция — это одновременно и время необычайной активности одних, время мобилизации, но это и время демобилизации и пассивности других. И поэтому, например, когда мы говорим о Февральской революции, то мы не можем ее представить без различных активистов, но мы не можем представить Февральскую революцию и без людей, которые, наоборот, бездействовали в этой ситуации, хотя должны были действовать: без офицеров, медливших отдавать приказы, чиновников, которые плохо передавали приказы, солдатов, не очень охотно выполнявших эти приказы. Мы можем вспомнить множество людей, которые были недостаточно активны. И мне кажется, что Февральскую революцию, которая исторически оказалась антимонархической, участники событий в первые дни не воспринимали как таковую. Многие участники и свидетели событий вовсе не думали, что они свергают трехсотлетнюю монархию. Некоторые из них, будучи монархистами и не представляя иного государственного строя, не находили в себе сил поддерживать царя. И эта ситуация персональной и символической изоляции верховной власти во время Февральской революции очень важный элемент событий.
Борис Колоницкий. Конспирологический резонанс: слухи о заговорах и Российская революция 1917 года.
17.
Конспирологический резонанс: слухи о заговорах и Российская революция 1917 года. 22 апреля 2016. Доклад на XII Малых Банных Чтениях. Издательский дом «Новое литературное обозрение». Опубликовано: 27 июн. 2016 г. 01:09:49.
Российский историк. Доктор исторических наук (2003), ведущий научный сотрудник отдела истории революций и общественного движения России Санкт-Петербургского института истории РАН, профессор факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге.
Родился 4 февраля 1955 года в Ленинграде. В 1976 году окончил исторический факультет Ленинградского государственного педагогического института имени А.И. Герцена.
С 1977 по 1983 год работал библиографом, затем старшим редактором Государственной Публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина.
С 1977 года преподавал историю в Ленинградском государственном институте культуры имени Н.К. Крупской.
С 1983 по 1986 год обучался в аспирантуре Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР. В 1987 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Центры буржуазной печатной пропаганды Петрограда и их крушение (март-октябрь 1917 года)».
С 1987 года - сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН (до 1992 года - Ленинградское отделение Института истории СССР АН СССР; с 1992 по 2000 год - Санкт-Петербургский филиал Института российской истории РАН). С 2003 года - ведущий научный сотрудник отдела истории революций и общественного движения России Санкт-Петербургского института истории РАН.
С 1999 года - сотрудник Европейского университета в Санкт-Петербурге. В 2009-2015 годах - первый проректор и проректор по науке университета. С 2015 года - университетский профессор ЕУСПб, профессура по изучению истории Российской революции 1917 года.
В 2003 году защитил докторскую диссертацию на тему «Политические символы и борьба за власть в 1917 году».
С 2008 года - член Ученого совета СПбИИ РАН.
В качестве приглашенного профессора преподавал в Иллинойском университете (1999, 2005), Йельском университете (2006), Принстонском университете (2002), Университете Тарту (1992—1995, 2001).
Сочинения
Погоны и борьба за власть в 1917 году. СПб., 2001;
Символы власти и борьба за власть: К изучению политической культуры Российской революции. СПб., 2001;
«Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны. М., 2010;
Interpreting the Russian Revolution: The Language and Symbols of 1917. New Haven/London, 1999. (В соавторстве с О.Г.Файджесом.);
100 Jahre und kein Ende: Sowjetische Historiker und der Erste Weltkrieg Osteropa. 2014. 64/ Jahrgang/Heft 2-4|Februar-April;
Взбунтовавшиеся рабы» и «великий гражданин»: Речь А.Ф.Керенского 29 апреля 1917 и ее политическое значение // Journal of modern Russian history and historiography. 2014. № 7. P. 1-51;
«Забытая война»? Политика памяти, российская культура эпохи Первой мировой войны и культурная память // Наше прошлое: Ностальгические воспоминания или угроза будущему? Материалы VIII социологических чтений имени В.Б.Голофаста. 9-11 декабря 2014 г. СПб., 2015. С. 318 - 334;
Керенский // Критический словарь русской революции: 1914-1921 / Сост. Э. Актон, У.Г. Розенберг, В. Черняев. СПб.: Нестор - История, 2014. С. 128 - 138;
Образ сестры милосердия в российской культуре эпохи Первой мировой войны // Большая война России: Социальный порядок, публичная коммуникация и насилие на рубеже царской и советской эпох. Сб. статей. М.: НЛО, 2014;
Образы А.Ф.Керенского в газете «Дело народа» (март - октябрь 1917 года) // Судьбы демократического социализма в России: Сб. материалов конференции / Отв. ред. К.Н. Морозов. М., 2014. С. 202 — 221;
Печать и революция // Критический словарь русской революции: 1914 - 1921 / Сост. Э. Актон, У.Г. Розенберг, В. Черняев. СПб.: Нестор-История, 2014. С. 376-383;
On Studying the 1917 Revolution: Autobiographical Confessions and Historiographical Predictions // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 16, 4 (Fall 2015): 751-768.
War as legitimization of revolution, revolution as justification of war. Political mobilizations in Russia, 1914-1917// The Purpose of the First World War: War Aims and Military Strategies / Ed. Holger Afflerbach. 2015. pp. 61-78.
Борис Колоницкий - специалист по истории революции 1917 года, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН. Автор книг: «Interpreting the Russian Revolution: The Language and Symbols of 1917» (1999, в соавторстве с О. Г. Файджесом. Переведена на испанский язык в 2001 г.), «Погоны и борьба за власть в 1917 году» (2001), «Символы власти и борьба за власть: К изучению политической культуры Российской революции 1917 года» (2001, второе издание - 2012), «»Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны» (2010), «»Товарищ Керенский»: антимонархическая революция и формирование культа «вождя народа» (2017)»
Борис Иванович Колоницкий Фото: Тимур Абасов
Борис Иванович, главными обсуждаемыми фигурами в этом году стали Николай II и Сталин. Что происходит?
Историческое сознание персонифицировано. В год столетия Русской революции одна из самых острых дискуссий развернулась вокруг фильма Алексея Учителя «Матильда». Вряд ли я бы пошел его смотреть при других обстоятельствах. Но мы поставлены в ситуацию непонятного выбора между гламуром и мракобесием. В общество бросили бутылку с зажигательной смесью. Думаю, за этим стоит недоговоренная дискуссия о месте религии и церкви в нашем государстве. По Конституции, Россия - светское государство. Но многие считают, что роль церкви должна быть больше.
Будущее нашей страны зависит от того, насколько верующие и неверующие смогут существовать в режиме диалога. Если государство потеряет светский характер, в стране произойдёт раскол между верующими и неверующими. Мы видим, какова способность мусульман к мобилизации. Если РПЦ будет делать заявку на роль государственной религии, мусульмане не останутся в стороне. Нам страну нужно объединять на основе иных идентичностей.
Вы, наверное, слышали, что на Дягилевской гимназии в Перми появился . По данным «Левада-центра», 40 % россиян поддерживают идею установку памятников Иосифу Виссарионовичу в российских городах. Многие считают, что это происходит, потому что у нас не было аналога Нюрнбергского процесса - суда над коммунизмом.
У нас это невозможно. Процесс в Нюрнберге инициирован победителями над побеждённым. Но, действительно, прошлое у нас не преодолено. У каждой страны этот процесс проходил по-разному. У нас история сложная, а страна большая. Латыши могут сказать, что у них было всё хорошо, а потом пришли русские большевики, и стало плохо. При этом можно закрыть глаза на латышских стрелков, без которых история сложилась бы иначе. Мы, как большая и великая страна, должны быть ответственны за свои поступки и объяснить, прежде всего, сами себе собственную историю.
Фото: Тимур АбасовЧто должно произойти, чтобы в обществе был консенсус по поводу исторической роли Сталина?
У нас отсутствуют продуманные и креативные проекты десталинизации. Многие предлагают воспринимать себя как жертв режима. Но это освобождает от личной ответственности. Другие считают, что потомки чекистов должны покаяться перед жертвами. Это полная чепуха! Покаяние - индивидуальный выбор каждого. И потом, мы не знаем списки информаторов. Ни вы, ни я не можем поручиться, что наши родственники не были стукачами. Можем ли мы с чистой совестью сказать, как бы мы повели себя в ситуации нечеловеческого выбора?
Предлагали другой путь - солидарности и сочувствия жертвам тоталитарного режима. Это то, что могло бы объединить нас всех. В пермском лагере сидели коммунисты, стукачи, верующие, атеисты, монархисты - люди разных взглядов, верований и убеждений. Все они оказались под катком сталинской машины.
Фото: Константин Долгановский
Лев Копелев, ставший прототипом одного из персонажей в «В круге первом» Солженицына, говорил, что «линия борьбы между добром и злом в лагере проходила внутри нас». Это очень правильно. Сейчас многие люди берут на себя функции прокуроров и адвокатов исторических акторов. Мы же до сих пор являемся носителями политической культуры, которая сделала возможной Гражданскую войну. Такова наша черта и по сей день - невосприимчивость к диалогу и компромиссу. Надо помнить о плохой наследственности, а это значит, быть ответственным.
Но как быть ответственным, если нам министр культуры не воспринимать объективно исторические факты, а правильно их интерпретировать?
Мединский - карикатурная модель нашего исторического сознания. Мы ему должны быть благодарны, что он довёл это до абсурда. В стране масса людей разных взглядов, которые считают, что история непременно должна быть партийной.
Мединский искренне считает, что он жрец русского патриотизма, а история - отличный инструмент для патриотического воспитания. Что подходит для патриотического воспитания - это хорошая история, а что нет - плохая. Но мысль о том, что история объективна и не сводится только к таким оценкам, что она требует рационального и критического продумывания, увы, не посещает головы многих людей.
Лично я не готов к тому, чтобы меня кто-то учил патриотизму. Сегодня у нас есть огромное количество профессиональных и высокооплачиваемых патриотов. Патриотизм - дело тихое, учить патриотизму - не профессия. На одной из дискуссий у польского исследователя спросили, что значит быть поляком. Он ответил: «Я горжусь всем хорошим, что сделала моя страна. И мне стыдно за всё плохое, что сделала Польша».
Фото: Тимур АбасовМы только что посмотрели с вами . Он находится в руинированном состоянии. Власти не знают, что с ним делать.
Bы мне показали очень интересный памятник в Мотовилихе. Он наделён многими смыслами. Это символ рабочей Перми - промышленной и инновационной. Здесь закреплены научно-технические приоритеты страны. Но вместе с этим это ещё и памятник борьбе рабочих за свои права. А разве это не актуально? Люди требовали свободы собраний. Что может быть актуальнее для современной России. Люди требовали повышения зарплаты. А все ли граждане России получают сейчас достойную оплату своего труда? Сегодня трудящиеся не лоббируют свои интересы.
Фото: Тимур АбасовСегодня эта память, которая была большевизирована, забыта и невостребована, от неё хотят отмахнуться. Для консерваторов, которые идеализируют Россию до 1913 года, - это не их памятник. Для людей, которые придерживаются антикоммунистических взглядов - тоже, потому что они воспринимают его как советский, а от этого наследия нужно избавляться. Но прошлое преодолевается не так. Избавление от памятника - очень советский способ развития исторической памяти. И мы должны представить себе, что большевики и их сторонники были гораздо изобретательнее и креативнее в использовании памяти прошлого и перекодировании её.
- Приведите пример.
В дореволюционной России чемпионом по количеству памятников был Александр II. Горожане сами собирали деньги и устанавливали памятники императору-освободителю. После революции почти все они были уничтожены. А на этих постаментах стали устанавливать памятники Ленину. В советское время в России не сохранилось ни одного памятника Александру II, но остались монументы Александру III и Николаю I. На мой взгляд, высокое художественное исполнение этих памятников помогло их сохранить.
Многие советские памятники можно перекодировать. В Восточной Германии был памятник боевым дружинам рабочего класса. Боевые дружины - это военизированная партийная милиция, часть репрессивного аппарата. Выглядел он просто - парень с автоматом Калашникова. Немцы долго думали, что с ним делать. В 1991 году был предложен хороший проект: за этим памятником поставить кусок Берлинской стены. Монумент приобрел бы совсем другое значение. К сожалению, проект не реализовали, памятник снесли. Этот пример показывает, как этот памятник мог бы получить вторую жизнь. Но у нас люди не умеют договариваться друг с другом. У вас был опыт взаимодействия с ТСЖ?
Я участвовал в родительских собраниях. Мне кажется, демократия - очень сложная вещь. Гораздо легче принять авторитарное решение, чем выслушать других.
Вот! Если 20 человек не могут договориться по сравнительно простым вопросам, то почему должны договориться по поводу интерпретации своей истории 150 млн человек? Поэтому в дело вступают методы авторитарные. Многие не представляют, что может быть иначе, - нет положительных примеров и опыта коллективного обсуждения проблем.
Но в России нет площадок для обсуждения серьёзных проблем. Не считать же телевизионные ток-шоу моделью как нужно договариваться!
Я с вами согласен, но у меня претензии к телевизионным ток-шоу другие. Ток-шоу оказывают негативное педагогическое влияние на людей. Это собрание орущих и не слушающих друг друга людей. Они оказывают отрицательное влияние на создание культуры диалога и компромисса в стране. В советское время люди, в основном, собирались на кухнях. Там можно было высказать свое мнение, выслушать чужое. Но языка и механизма обсуждения с выработкой коллективного решения не было. До сих пор многие люди демократических взглядов ведут себя авторитарно и не хотят договариваться.