Семья Аксаковых - замечательное, по-своему уникальное явление русской жизни 1830-1850-х годов. Заметный след в истории нашей культуры оставил глава семьи - писатель Сергей Тимофеевич Аксаков (1791-1859 гг.); его старший сын Константин Сергеевич (1817-1860 гг.) приобрел известность как поэт, критик и публицист, один из вождей раннего славянофильства; видным поэтом и общественным деятелем был и Иван Сергеевич Аксаков (1823-1886 гг.). Однако большая аксаковская семья примечательна не только деятельностью этих наиболее ярких своих представителей. Современников привлекала царившая в ней теплота и сердечность, чистота ее нравственной атмосферы, широта культурных интересов, удивительно прочная связь старшего и молодого поколений [Анненкова, 1983, с. 14.].

В дом Аксаковых - один из центров московской жизни той эпохи - Гоголь был впервые введен М.П. Погодиным в июле 1832 года. Со временем дружеские отношения соединили писателя со многими членами этой семьи, но наиболее близки ему оказались Константин Сергеевич и в особенности Сергей Тимофеевич Аксаковы. К моменту знакомства с Гоголем С.Т. Аксаков уже занимал в литературно-театральном мире Москвы заметное положение. С 1827 года он служил цензором, а затем и председателем Московского цензурного комитета (уволен в феврале 1832 года) [Там же, с. 47]. Дебютировав в печати еще в 1812 году, он впоследствии стал известен как театральный критик, поэт, славился как превосходный декламатор и авторитетный литературный судья. Однако временем расцвета Аксакова-художника стали последние полтора десятилетия его жизни, когда были созданы произведения, определившие вклад писателя в русскую литературу, - «Записки об уженье рыбы», «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», «Семейная хроника», «Детские годы Багрова-внука» и др. Литературная ситуация 1840-х годов - ситуация, в значительной степени сформировавшаяся под влиянием гоголевского творчества, - позволила полностью раскрыться реалистическому дарованию Аксакова. Более того, внимание Гоголя, с большой заинтересованностью относившегося к литературной деятельности Сергея Тимофеевича, сыграло в пробуждении его писательского дара и роль непосредственного толчка. Успев познакомиться лишь с частью сочинений С.Т. Аксакова, Гоголь высоко ценил его как знатока русской природы и быта и, работая над вторым томом «Мертвых душ», в свою очередь, испытал воздействие Аксакова-прозаика [Гоголь, 1951. С. 17].

Интерес Гоголя к литературным занятиям членов аксаковской семьи проявлялся также в его внимании к поэтическим опытам И.С. Аксакова, к художественным, критическим, научным сочинениям К.С. Аксакова, одаренность которого писатель высоко ценил.

В доме Аксаковых царил подлинный культ Гоголя-художника. Однако их личное сближение с писателем проходило непросто. Фамильная аксаковская пылкость не раз наталкивалась на сдержанность, а порой и скрытность Гоголя, поведение которого представлялось Аксаковым подчас странным и даже неискренним. С другой стороны, самого писателя нередко смущала свойственная Сергею Тимофеевичу - и в особенности Константину Сергеевичу - категоричность оценок, несдержанность в проявлениях и любви, и осуждения. Лишь в 1839 году - в очередной приезд Гоголя в Москву - установилась подлинная близость в его отношениях с Аксаковыми. «С этого собственно времени, - вспоминал Сергей Тимофеевич, - началась тесная дружба, вдруг развившаяся между нами» [Аксаков, 1956, с. 20].

В Аксаковых Гоголь нашел верных друзей, не раз оказывавших ему разнообразную практическую помощь, горячих сторонников и внимательных истолкователей своего творчества. Если яркий талант писателя был открыт для них «Вечерами на хуторе близ Диканьки», то появление сборника «Миргород» заставило аксаковскую семью взглянуть на Гоголя как на «великого художника с глубоким и важным значением» [Аксаков, 1956, с. 13]. Еще более сильное впечатление произвели «Мертвые души», с главами которых автор знакомил Аксаковых, в числе других избранных слушателей, еще до опубликования поэмы. Сочинение Гоголя было воспринято в аксаковской семье как небывалое литературное явление, подлинный смысл которого, в силу его огромности, не может быть сразу постигнут читателями. Попыткой разъяснить сущность и значение произведения стала знаменитая брошюра К.С. Аксакова «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые души» (1842 г.). Сознательно оставляя в стороне вопрос о конкретном содержании поэмы, ее сатирическом пафосе, автор брошюры выдвигал на передний план рассмотрение присущего Гоголю способа отображения действительности. По мысли Аксакова, «Мертвые души» противостоят в этом отношении всему современному искусству. В них как бы воскресает древнее эпическое созерцание - широкое, полное и беспристрастное изображение жизни. В связи с этим сам Гоголь - творец современного эпоса - в типологическом плане сближался в брошюре с Гомером. Для характеристики славянофильской позиции К.С. Аксакова важно, что сама возможность воскрешения в России эпического созерцания рассматривалась им как связанная со спецификой русской национальной жизни, исключительностью русского народа. Отношение же критика к творцу «Мертвых душ» ярко раскрывало высказанное в брошюре предположение, что в полностью осуществленной поэме окажется раскрыта «тайна» русской жизни, выявится ее сущность [Аксаков, 1982. С. 141].

Появление «Нескольких слов...» вызвало шумный отклик современников. Наиболее принципиальным стало выступление В.Г. Белинского - в недавнем прошлом товарища Константина Сергеевича по кружку Станкевича, а в 1840-е годы его непримиримого идейного противника [Белинский, 1982. С. 281]. Утверждая в специальной рецензии противоположный аксаковскому взгляд на поэму, Белинский делал акцент именно на ее конкретном содержании и критической направленности.

Сам Гоголь остался недоволен несвоевременностью, как ему казалось, выступления К.С. Аксакова и недостаточной зрелостью высказанных им идей, хотя многое в брошюре автору «Мертвых душ» было, несомненно, близко. Испытанное писателем раздражение не было продолжительным. Однако примерно к тому же времени относится начало и общего осложнения отношений между Гоголем и Аксаковыми. Человек наблюдательный и многое повидавший, Сергей Тимофеевич рано уловил, сначала в поведении, а затем и в письмах писателя, первые симптомы его будущего духовного кризиса. Аксакова смущали и расстраивали проявления мистических настроений и религиозной экзальтации Гоголя, новый, учительский тон, взятый им в переписке и вытесняющий прежнюю задушевность и теплоту. Чувство, переживаемое Сергеем Тимофеевичем, не сводилось к личной обиде. Это была прежде всего тревога за Гоголя-художника, впервые ясно высказанная Аксаковым-старшим уже в письме к писателю от 17 апреля 1844 года [Аксаков, 1956. С. 154]. Когда в августе 1846 года Сергею Тимофеевичу становится известно, что в Петербурге готовится издание нового произведения Гоголя, свидетельствующего о его окончательном повороте к «нравственно-наставительному» направлению, Аксаков предпринимает решительную попытку «спасти» писателя, предотвратив публикацию «Выбранных мест...», а также несущих на себе печать тех же идей и настроений «Предуведомления» к «Ревизору» и его «Развязки». «<...> неужели мы, друзья Гоголя, спокойно предадим его на поругание многочисленным врагам и недоброжелателям? - обращается Сергей Тимофеевич к издателю «Выбранных мест...» П.А. Плетневу. - <...> мое мнение состоит в следующем: книгу, вероятно вами уже напечатанную, если слухи об ней справедливы, не выпускать в свет, а «Предуведомление» к «Ревизору» и новой его развязки совсем не печатать; вам, мне и С.П. Шевыреву написать к Гоголю с полною откровенностью наше мнение» [Аксаков, 1956, с. 160]. Действительно, «беспощадная правда» о новом гоголевском направлении высказывается С.Т. Аксаковым в письмах к писателю и их общим знакомым с «совершенной откровенностью» [Аксаков, 1956, с. 159-160]. Не менее резко критикует «Выбранные места...» и Константин Сергеевич. Развернувшаяся в переписке Гоголя и Аксаковых полемика едва не приводит их к полному разрыву.

Переживаемый Гоголем кризис в аксаковской семье связывали с многолетним пребыванием писателя вне родины, с влиянием Запада, узостью круга соотечественников, среди которых автор «Выбранных мест...» находился за границей. Вот почему возвращение Гоголя весной 1848 года воспринято Аксаковыми с особой радостью. Однако отпечаток недавнего конфликта явственно ощущается и первое время после приезда писателя в Москву. Дольше всего держится раздражение Гоголя против К.С. Аксакова, которого писатель считал главным виновником возникшего разлада. Отношения с другими членами семьи налаживались быстрее. Особое значение имело при этом чтение Гоголем (летом 1849 года) начальных глав второго тома «Мертвых душ», вернувшее Аксаковым веру в него как в художника. В последние годы жизни писатель часто посещает своих друзей и в Москве, и в их подмосковном Абрамцеве. «По всему видно, что в Москве дом наш Гоголю существенно нужен, - писал отцу 3 сентября 1851 года И.С. Аксаков, - он хочет, чтоб переехала вся семья, с вашими записками, с Константиновыми речами и сочинениями, с малороссийскими песнями» [Аксаков, 1956, с. 214]. С.Т. Аксаков и Гоголь работают в это время в тесном творческом контакте, намереваясь одновременно издать один - свои «Записки ружейного охотника», другой - второй том «Мертвых душ». Планам этим не суждено было осуществиться...

Сразу после смерти Гоголя Сергей Тимофеевич, ощущая свой долг перед памятью о писателе, начинает работать над книгой воспоминаний о нем. Оставшаяся незавершенной «История моего знакомства с Гоголем» (впервые полностью опубликована в 1890 году) является тем не менее ценнейшим биографическим источником. Она включает в себя и значительную часть обширной переписки писателя с семьей Аксаковых. Всего же в настоящее время опубликовано 71 письмо Гоголя к Аксаковым и 33 письма к Гоголю от С.Т., О.С., К.С. и И.С. Аксаковых [Гоголь, 2001, с. 92.].

«Один из редких в наше время...»

Под таким названием в 1909 г. вышла в свет единственная небольшая брошюра, посвящённая жизни и деятельности выдающегося русского церковного учёного Николая Петровича Аксакова. К 165-летию со дня его рождения мы публикуем фрагмент из готовящейся к изданию монографии Ю.В. Балакшиной «Братство ревнителей церковного обновления (группа «32-х» петербургских священников). 1903-1907. Документальная история и культурный контекст».

Николай Петрович Аксаков родился в 1848 г. в Александринском уезде Тульской губ. в родовом имении своего отца П.Н. Аксакова. Аксаковы принадлежали к древнему дворянскому роду и почитали среди своих предков Шимана, сотрудника преп. Феодосия Печерского. Первоначальное воспитание Николай Аксаков получал дома под руководством матери, «женщины очень образованной, глубоко религиозной» 1 . В девятилетнем возрасте Надежда Александровна Аксакова побывала в Сарове и познакомилась с преп. Серафимом. Свои детские воспоминания она записала и впоследствии издала в 1903 г. в виде брошюры «Отшельник 1-й четверти XIX столетия (из детских воспоминаний)».

Во время поездки за границу вместе с матерью и остальным семейством Николай Аксаков имел возможность продолжить образование в европейских университетах. В 16-летнем возрасте он прослушал несколько семестров в высшей философско-богословской школе в г. Монтобане (Франция). «Школа эта была протестантская, но, уважая свободу верований учащихся в ней, знакомила их с учениями всех религий и не влияла на свободу их совести» 2 . Затем он слушал лекции в университетах Гейдельберга и Галле. Во время пребывания в Гейдельберге курс лекций по истории церкви Аксакову прочёл известный православный учёный, канонист проф. А.С. Павлов, находившийся в Германии в научной командировке. «Занятия под руководством проф. Павлова дали направление богословским воззрениям и научно-церковным интересам Николая Петровича, который не прерывал духовной связи со своим учителем и по возвращении на родину» 3 .

В 1868 г. в 19 лет Аксаков выдержал окончательный экзамен в Гессенском университете и там же публично защитил диссертацию по философии, написанную им на немецком языке - «Идея Божества». По словам современников, «диссертация его в учёном мире и заграницей, и у нас была признана одним из замечательных философских трактатов» 4 . В том же 1868 г. Аксаковы вернулись в Россию и поселились в Москве. Здесь молодой учёный выступил с рядом публичных лекций «О Духе в современном состоянии науки», направленных против учения материалистов. Лекции привлекли к себе внимание интеллигентной Москвы, послушать юношу собирались тысячи желающих. Будущий архиепископ Харьковский Амвросий, в то время ещё академик-священник, говорил: «Этот блестящий выход юноши-учёного перед толпою учёных невольно приводит на память евангельский рассказ о том, как юноша Христос поразил своими знаниями учёных в храме иерусалимском. Да будет сей юноша до конца дней своих верным последователем Христа и созданной Им церкви» 5 . Благодаря этим лекциям состоялось знакомство Николая Аксакова с кругом московских славянофилов: Погодиным, Самариным, Катковым, И.С. Аксаковым, Елагиным, Юрьевым, Кошелевым и др. Впоследствии Н.П. Аксаков называл себя одним из последних представителей этого движения русского духа и русской мысли, а петербургские священники из круга «32-х» особенно ценили Аксакова за живую духовную связь, связавшую их через Николая Петровича с традицией А.С. Хомякова.

В московский период жизни Аксаков сотрудничал с целым рядом периодических изданий, напечатал работу «О свободе совести», несколько статей философско-полемического характера, читал рефераты. Он стал секретарём и редактором изданий «Общества распространения полезных книг»; членом и секретарём Общества любителей Российской словесности; редактором одного из отделов журнала «Беседа», являвшегося продолжением «Русской Беседы» и издававшегося А.И. Кошелевым.

В работе «О свободе совести» (1871 г.) Н.П. Аксаков доказывал, что «всякий человек должен иметь возможность свободно выражать свою веру» 6 , что всякое принуждение в религиозной сфере побуждает принуждаемого к неминуемой лжи, ставит ложь в самое основание его природы, убивает его нравственную личность. По мнению учёного, ложь, проникающая в самое существо человека, - большее зло и больший повод к разделению, чем отсутствие догматического единства. «Возможно ли единение там, где нет совести, где нет правды?» 7 - вопрошает Аксаков и приходит к выводу, что «всякое принуждение является естественным орудием распадения и розни» и только свобода «представляется необходимым условием единства» 8 . «Лишая веру единицы свободы проявления, общее лишает её силы, крепости и жизни, лишает её пищи, необходимой для самого её существования» 9 .

Аксаков получил предложение к соисканию кафедры по философии в Санкт-Петербургском университете и в Санкт-Петербургской духовной академии, начал работу над магистерской диссертацией, но вскоре изменилось материальное благосостояние его семьи, и в 1878 г., уступая просьбам отца, Николай Петрович принял место председателя Александринской уездной земской управы Тульской губернии. Вступление в брак понудило его к поиску средств для содержания семьи в подённом литературном труде и вынужденному отказу от своего призвания кабинетного учёного. В эти годы «Николай Петрович печатает статьи по разнообразным вопросам, пишет повести («Дети-крестоносцы», «Замок Зора»), публикует стихи, <...> несёт обязанности редактора» 10 . В 1893 г. Н.П. Аксаков принял предложение Т.И. Филиппова поступить на службу в Государственный Контроль и переехал в Петербург. Здесь он начал деятельно сотрудничать в журналах «Благовест», «Русская Беседа», «Русский Труд», сосредоточив своё внимание на церковных вопросах. В 1894 г. в издательстве «Благовест» он опубликовал отдельным изданием одну из наиболее значительных своих работ «Духа не угашайте! По поводу статьи Л. Тихомирова "Духовенство и общество в современном религиозном движении"». Исследование Аксакова было посвящено выявлению значения в церкви «народа церковного». Опираясь на историю церкви и церковные каноны, он доказывал, что «мирянин - не мирный обыватель только, а облечённый своего рода чином член Церкви, получающий при крещении "благодать независтную" и "дары Духа"». Именно это сочинение Аксакова, вдохновлённое образом Церкви как единого народа Божьего, не разделённого на клир и мир, церковь учащую и церковь учащуюся, активно обсуждалось в частных кружках петербургского духовенства и стало впоследствии богословской и канонической основой выступлений группы «32-х». 21 ноября 1903 г. свящ. Константин Аггеев писал Кудрявцеву: «Вчера у нас было обычное чтение составленного сочинения о Церкви Н.П. Аксакова <...> Если не найдёте, я вам вышлю её. Прочтите с вниманием, хотя бы только предисловие. Н<иколай> П<етрович> - личный друг Т.Н. Филиппова - весь погрузился в богословскую свято-отеческую литературу и по ней создаёт богословие - совершенно далёкое от сухих, в некотором смысле атеистических, катехизисов и догматикимакариев. Теперь мы читаем его сочинение о Церкви. Вчера было удивительно хорошее чтение о победе над адом, или начале христианской Церкви по учению св. отцов».

Н.П. Аксаков не получил широкой известности в современном ему российском обществе, что объяснялось как его «вне-партийностью», так и его сосредоточенностью преимущественно на церковных проблемах и интересах. «Его свободный ум, его широкий кругозор, обогащённый серьёзным научным знанием, не мог никогда вместиться в узко-партийные условия творчества. Он всегда относился свободно критически и к консервативному, и к либеральному лагерю» 11 . Однако, при склонности к труду кабинетного учёного, Аксаков обладал ярким общественно-педагогическим темпераментом: вокруг него собирался круг лиц, которых он вдохновлял своими идеями; Вл. Соловьёв называл Аксакова своим учителем; Николай Петрович входил в различные кружки и собрания, на которых выступал с докладами и полемикой. По свидетельству Скрипицына, он «не раз председательствовал и руководил рефератами из студенческой молодёжи, образовавшей кружок для усвоения религиозных знаний» 12 при Обществе распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной церкви.

В 1905 г., когда остро встал вопрос о необходимости перемен в церковном строе Российской церкви, начался период самой напряжённой научной деятельности Аксакова. «С юношеским жаром и необыкновенным трудолюбием пишет он работу за работой, исследуя вопросы, касающиеся предположенной реформы» 13 . Его статьи публиковались в это время журналами «Церковный Вестник», «Церковный Голос» и практически сразу издавались отдельными брошюрами. Среди важнейших сочинений Аксакова этих лет можно назвать «Соборы и патриархи» (в сборнике «К церковному собору»), «Канон и свобода» (СПб., 1905); «Патриаршество и каноны» (СПб., 1906), «Об избрании епископов в древней Христианской церкви» (СПб., 1906) и др. Будучи специалистом по каноническому праву и опираясь в своей аргументации на канонические постановления церковных соборов, Аксаков в то же время призывал «в самих <...> канонических началах отличать действительные каноны от усмотрений бесчисленных "прожектёров-строителей" средневекового строя, мнивших себя канонистами». Он считал каноны «отзвуками апостольского предания, коих соборы являлись только восстановлением или изглаголанием» и предлагал «всякие преобразования в Церкви» согласовывать с «обязательным для неё единством в веках», которое вытекает из «самого существа её, из воспринятого ею и сохраняющегося в веках предания» 14 .

Когда в 1906 г. при Св. Синоде было учреждено Предсоборное присутствие, Николай Петрович Аксаков оказался в числе тех немногих представителей мирян, которые были в него приглашены. Он принял в работе Предсоборного присутствия самое деятельное участие, не только постоянно выступая на его заседаниях, но и публикуя в церковных изданиях статьи по вопросам, обсуждавшимся в Присутствии. Так, в журнале «Церковный Голос» в 1906 г. были опубликованы его статьи «Что говорят каноны о составе собора?», «Несколько примечаний к канонам», «39 апостольское правило и предсоборные канонисты», «Моя апология на обвинительную речь проф. Глубоковского», «Возможны ли в Церкви решающие и совещательные голоса?». В 1907 г. тот же журнал поместил его работы «Вопрос о приходе в Предсоборном присутствии», «Основы церковного суда».

Близко знавшие Аксакова люди вспоминали, что «писал Николай Петрович с поразительной быстротой, не менее поражая обширностью своих знаний» 15 . Он находил время для того, чтобы откликаться на злободневные темы. Так, он отреагировал статьёй в «Церковном Вестнике» на религиозные выступления Л.Н. Толстого («"Минута высокого озарения". По поводу рассуждений гр. Л.Н. Толстого о заповеди любви». СПб., 1905) и написал ответ на сенсационную книгу Н.А. Морозова о происхождении Апокалипсиса («Беспредельность невежества и Апокалипсис». СПб., 1908).

В последние годы своей жизни Н.П. Аксаков состоял чиновником особых поручений V класса. В журнале «Богословский Вестник» он печатал своё обширное исследование «Предание Церкви и предания школы», вышедшее отдельным изданием уже после смерти автора. Незадолго до смерти Н.П. Аксакова архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий), с которым «Николай Петрович иногда полемизировал в печати, но который в то же время уважал Аксакова как богослова» 16 , приглашал его принять участие в комиссии по реформе церковной школы, но Синод отклонил представление архиепископа Антония.

Скончался Николай Петрович Аксаков 5 апреля 1909 г. от третьего воспаления лёгких, оставив жену А.И. Аксакову и 12-летнюю дочь Зинаиду. «Священники, и больше всё академики, один за другим приходили к его гробу и соборно служили над ним панихиды и служили чудно, - вдохновенно, с чувством. Такие службы не часто бывают. Так же его и отпели, причём двумя из священников были сказаны прекрасные надгробные речи, всесторонне осветившие почившего как верного сына церкви Христовой» 17 . Отдавая последний долг своему другу, помощнику, наставнику, петербургские священники пели над его могилой песнь о Воскресении. «Этот покинувший нас в земной своей жизни был христианин, преданный своему учителю - он был Христов ученик, и в нём всегда горел святой огонь евангельской правды, а потому хотя он и умер, но святой огонь, бывший в нём, не угаснет» 18 .

---------------------

1 Скрипицын В.А. Один из редких в наше время. (Посвящается памяти Н.П. Аксакова). СПб., 1909. С. 9.

2 Там же. С. 10.

3 В.К. Николай Петрович Аксаков. Некролог // Церковный Вестник. 1909. № 16. С. 493.

4 Скрипицын В.А. С. 10

5 Там же. С. 11.

6 РО ИРЛИ. Ф. 388 (собр. Г.В. Юдина). Оп. 1. № 4. Л. 68 об.

7 Там же. Л. 67.

8 Там же. Л. 68.

9 Там же. Л. 67 об.

10 В.К. Некролог. С. 494.

11 Скрипицын В.А. С. 20.

12 Там же. С. 26-27.

13 В.К. Некролог. С. 495.

14 Аксаков Н.П. Патриаршество и каноны. Возражение на статью проф. Заозерского «Основные начала утверждения патриаршества» (Богословский вестник. 1905. Декабрь). СПб., 1906. С. 3-5.

15 В.К. Некролог. С. 495.

16 Скрипицын В.А. С. 23.

17 Там же. С. 24.

18 Там же. С. I-II.

Биография

Учился в Александровском лицее ( -). В поступил на службу по Министерству внутренних дел и в был послан с экспедициею П. И. Мельникова-Печерского в Нижегородскую губернию для исследования раскола. В по приглашению нижегородского губернатора А. Н. Муравьева (бывшего декабриста) поступил в палату государственных имуществ советником хозяйственного отделения; в вышел в отставку, чтобы устроить свои имения согласно положению о крестьянах. С по служил в государственной канцелярии и оставил службу в чине действительного статского советника.

Литературная деятельность

Ещё в лицее обстоятельно познакомился с учением Сведенборга . В напечатал в Лейпциге перевод с латинского «О небесах, о мире и об аде, как то видел и слышал Э. Сведенборг». В Лейпциге издал также «Евангелие по Сведенборгу» (), «Рационализм Сведенборга. Критическое исследование его учения о Св. Писании» (), «Книга бытия по Сведенборгу» ().

См. также

Произведения

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "А. Н. Аксаков" в других словарях:

Отец Ивана и Константина Сергеевичей, род. 20 сентября 1791 года в гор. Уфе, умер 30 апреля 1859 г. в Москве. В "Семейной Хронике" и "Детских годах Багрова внука" С. Т. Аксаков оставил правдивую летопись своего детства, а… …

Младший сын Сергея Тимофеевича и Ольги Семеновны, урожденной Заплатиной, род. 26 сентября 1823 года в селе Надежине, Куроедове тож, Белебеевского уезда Уфимской губ., умер 27 января 1886 года в Москве. По четвертому году, вместе со всей семьей,… … Большая биографическая энциклопедия

Старший сын Сергея Тимофеевича и Ольги Семеновны, урожденной Заплатиной, род. 29 го марта 1817 года в селе Аксакове Бугурусланского уезда Оренбургской губ.; умер 7 декабря 1860 г. К. С. Аксаков рос под влиянием пылкой, прямодушной, страстно… … Большая биографическая энциклопедия

АКСАКОВ Иван Сергеевич русский публицист, мыслитель, идеолог Славянофильства. Сын писателя С. Т. Аксакова, брат К. С. Аксакова … Философская энциклопедия

Русский писатель. Родился в старинной дворянской семье. Детство провёл в Уфе и в родовом имении Ново Аксаково. Не закончив Казанский университет, переехал в Петербург. В 1827‒32 служил в Москве… …

АКСАКОВ Константин Сергеевич русский философ, публицист, поэт. Сын писателя С. Т. Аксакова, брат И. С. Аксакова … Философская энциклопедия

Аксаков, Иван Сергеевич (1823 1886) сын известного писателя Сергея Тимофеевича Аксакова, автора книг Семейная хроника и Детские годы Багрова внука, и брат одного из столпов русского славянофильства, Константина Сергеевича Аксакова. Иван… … 1000 биографий

Аксаков, Константин Сергеевич, один из крупнейших представителей славянофильского направления. Родился 29 марта 1817 года в селе Аксакове, Бугурусланского уезда, Оренбургской губернии, умер 7 декабря 1860 года на острове Занте. Биография А. не… … Биографический словарь

Аксаков, Сергей Тимофеевич, знаменитый русский писатель. Отпрыск старинного дворянского рода, А. несомненно имел в детстве живые впечатления гордого семейного сознания этой родовитости. Герой прославившей его автобиографии, дедушка Степан… … Биографический словарь

Русский публицист, поэт, общественный деятель. Сын С. Т. Аксакова. Окончил Петербургское училище правоведения (1838‒42). В 40‒60 е гг. выступал за отмену крепостного… … Большая советская энциклопедия

АКСАКОВ Иван Сергеевич (1823 1886) русский публицист и общественный деятель, поэт. Сын русского писателя С. Т. Аксакова. По образованию юрист (в 1842 окончил Петербургское Училище правоведения). Редактор многих периодических изданий: «Русская… … Новейший философский словарь

Книги

• Иван Аксаков. Стихотворения и поэмы , Иван Аксаков. Иван Сергеевич Аксаков - младший сын известного писателя С. Т. Аксакова. Он начала писать стихи очень рано, но большинство его ранних произведений до нас не дошло. Пора расцвета поэтического…

174. Н. С. АКСАКОВА — И. С. АКСАКОВУ

Сейчас разъехались наши гости... все разошлись спать, и я на просторе села тебе писать, милый Иван. Были Горчаковы, Воейковы и Гоголь. Гоголю я пела, по его просьбе, малороссийские песни, данные Константину Максимовичем, которые и теперь звучат в ушах моих. Как они неотвязны! Мотив в них так ярко обозначен, так легок и жив, что легко запоминается, и по тем же причинам скоро и надоедает. Как сравнить с русской песней! — ее и схватить трудно, а если остается в памяти, то раздается в ушах отдельными протяжными звуками или выдающимися вперед музыкальными фразами. Как успокаиваешься и отдыхаешь, когда споешь русскую после малороссийской. — Гоголь слушает, кажется, с удовольствием. Вот одна, которая особенно не выходит у меня из головы, которой слова напевал нам Гоголь и которая довольно мила:

Ой пид вишенькою,
Пид черешенькою
Стояв старый з молодою,
Як из ягодою.

И молылася,
И просылася:
— Пусти мене, старый диду,
На улицу погулять.

— Ой и сам не пиду
И тебе не пущу,
Хочешь мене старижненького
Да покинуты.

— Ой ты, старый дидуга,
Изогнувся, як дуга,
А я молоденька,
Гуляты раденька.

Ой ты, старый, — кихи, кихи,
А я, млада, — хихи, хихи
Над твоею бородою,
Над сиденькою 1 .

А другого малороссиянина — Максимовича — мы с тех пор, как он у нас был в первый раз, и не видали. Гоголь говорит, что у него есть соседка, которая живет на дороге, куда бы он ни шел, и к которой он непременно зайдет, и потому к другим не попадает. Эта соседка — гр. Салиас 2 (бывшая его ученица) 3 ...

Примечания

Автограф. ИРЛИ. Фонд Аксаковых (№ 3, оп. 3, ед. хр. 33, л. 1—1 об.).

1 Песню «Ой пид вишенькою» биограф Гоголя П. А. Кулиш отметил как одну из самых любимых песен писателя («Записки о жизни Гоголя», II, 213).

2 Известная писательница, Елизавета Васильевна Салиас де Турнемир , рожд. Сухово-Кобылина (1815—1892). Ее письмо к М. А. Максимовичу о смерти Гоголя, от 25 февраля 1852 г., напечатано в «Русском архиве», 1907, № 11, стр. 433—441.

3 Гоголь был в это время частым посетителем салона Свербеевых. Сын Д. Н. Свербеева, Александр Дмитриевич (1835—1917) вспоминал в своих записках: «На воскресных собраниях, где пел наш хор студентов, Гоголь всегда сидел в стороне и мало разговаривал. Помню, отец мой, который любил нас, детей, подразнить и называл брата Володю и меня Бобчинским и Добчинским, а сестру Ольгу — бабусею, в один из таких воскресных вечеров подвел нас к Гоголю и представил под этими названиями. Разумеется, мы были страшно сконфужены, но, к удивлению нашему, Гоголь сконфузился еще больше и стал нас спрашивать, в какой гимназии мы учимся, тогда как прекрасно знал, что нас никуда из дому не отдают. Был он частый посетитель нашего дома и особенно много бывал у моей матери в то лето, которое она провела с больной сестрой Варенькой в Петровском парке <... > До какой степени Гоголь менялся в своем обращении, когда он был вне многочисленного общества и особенно когда оставался один с нами, немногими слушателями, доказывает тот последний вечер, который он, за несколько недель до своей смерти, провел у отца моего на Собачьей площадке. Слушателями были, кроме отца моего, один я и брат Владимир. Гоголь был в особенном ударе и рассказывал нам самые смешные и забавные анекдоты, причем, пока мы разражались громким хохотом, оставался всегда серьезным и невозмутимым. После того я больше не видал его в живых, но стоял у его гроба среди многочисленных московских студентов и огромной толпы так называемой „всей Москвы“, когда его отпевали в церкви Московского университета» (неизд. — Копия. ИРЛИ, ф. 598).

«Гоголя я очень давно не видала — уже с месяц. Им я очень довольна. Он хорош, спокоен душою, мирен со всеми. Весело смотреть на него. Он достоин себя — я радуюсь, глядя на него. Да, в нем душа лучше, может быть, нежели мы думали. Он больно умен — ум сам по себе; он, по-моему, красивее душою, нежели умом, — она преобладает в нем, оттого-то он так и хорош. Мне весело на него смотреть — отдохнешь, когда на него посмотришь пристально: так много грустного вокруг нас, так устанешь, глядя на всех и каждого — легко на сердце станет, когда есть на кого взглянуть весело. Не такое ли впечатление сделал Гоголь на Вас?» (неизд. — Копия, ЦГЛА, ф. 472, ед. хр. 617, л. 4).

В настоящей статье Добролюбов продолжил анализ творчества С. Т. Аксакова, начатый им в статье «Деревенская жизнь помещика в старые годы». Критик уточнил и дополнил здесь прежние суждения, дал сжатую, меткую характеристику творческой индивидуальности писателя. В «Деревенской жизни помещика…» взгляд критика был сосредоточен на положительных, с его точки зрения, тенденциях творчества писателя. Теперь он выступает с критикой «старосветского» начала, особенно отчетливо обозначившегося в произведениях, собранных в книге «Разные сочинения». Добролюбов апеллирует теперь к мнению читателей, находивших произведения Аксакова скучными, растянутыми.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Разные сочинения С. Аксакова (Н. А. Добролюбов, 1859) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Москва, 1858

Новая книга С. Т. Аксакова никак не может вызвать серьезных критик, подобных тем, каким подвергались его «Семейная хроника» и «Детские годы Багрова»{1} . Изданные ныне «Разные сочинения» имеют в себе одно свойство, которое должно заставить критику – каков бы ни был ее смысл – принять совершенно не тот характер, что прежде. Рецензент при своем разборе всегда имеет в виду, будет ли публика читать разбираемую книгу или нет. Если будет, – то критика, предполагая содержание известным, старается разъяснить его смысл, проследить развитие идей автора, высказать свое мнение о предметах, выводимых автором, и о способе их изображения. Так и поступала критика наша с произведениями г. Аксакова, изданными в последние годы. Но если многие соображения приводят критику к убеждению, что публика не будет, да и не должна, читать книги, то и разбор, очевидно, должен иметь другой смысл: он должен только дать понятие о книге, чтобы избавить любителей чтения от напрасной траты времени. Именно такого рода разбор мы считаем приличным для «Разных сочинений» г. Аксакова.

Но предварительно, из уважения к таланту и литературному авторитету почтенного автора, скажем, почему мы полагаем, что его новая книга не будет читаться. Мы знаем, что он возбудил интерес в некоторой части публики своими записками об уженье рыбы и о ружейной охоте. По поводу этих книг замечено было, что г. Аксаков пишет очень хорошим слогом, с теплым чувством описывает красоты природы и имеет большие познания относительно разных пород рыб и птиц{2} . С такою репутацией оставался С. Т. Аксаков до 1856 года, когда издал «Семейную хронику»{3} . Отрывки из «Хроники» и «Воспоминаний» печатались еще прежде в разных журналах{4} и возбуждали в публике большие ожидания. Издание «Хроники» встречено было с таким восторгом, какого, говорят, не бывало со времени появления «Мертвых душ». Все журналы наполнились статьями о С. Т. Аксакове. Не все критики выказали одинаковую проницательность в определении достоинств «Семейной хроники»; но все одинаково напомнили нам те времена, в которые существовали у нас российские Пиндары, Мольеры и Волтеры. Одни из критиков уверяли, что С. Т. Аксаков по спокойствию и ясности своего миросозерцания есть не что иное, как новый Гомер; другие утверждали, что по удивительному искусству в развитии характеров он скорее всего есть русский Шекспир; третьи, гораздо умереннее, говорили, что С. Т. Аксаков есть не более как наш Вальтер Скотт.{5} Ниже Вальтер Скотта, впрочем, ни один из критиков не спускался. Не знаем, читала ли публика все критики на С. Т. Аксакова и верила ли им, если читала; но достоверно то, что «Семейная хроника» вскоре вышла вторым изданием,{6} значит – читалась. Успеху ее, кроме несомненных достоинств изложения, много содействовало и то обстоятельство, которое помогло успеху «Старых годов» г. Мельникова, «Прошлых времен» г. Салтыкова{7} и т. п. Тут была оглядка на прошлое, на которое мы до того времени боялись оглядываться, потому что оно еще не совсем прошло для нас. Воспоминания г. Аксакова предупредили несколькими месяцами произведения гг. Щедрина, Печерского и др., и, кроме того, они стояли степенью выше их в отношении к общественному интересу, которого преимущественно ищет теперь публика в литературных произведениях. В обличительных повестях читатели видели притчу, аллегорию, сборник анекдотов; у г. Аксакова нашли правду, быль, историю. Увлеченные своей основной идеей – карать порок, писатели-обличители делали очень часто ту ошибку, что отбрасывали в своих произведениях все, что казалось посторонним главной их мысли; оттого рассказы их и страдали часто некоторой искусственностью и безжизненностью. У г. Аксакова не было такого одностороннего увлечения; он просто писал прожитую и прочувствованную им правду, и оттого в книге его явилось более жизненности и разносторонности; общественные интересы группировались с частными, задушевными и выражались в книге именно настолько, насколько имели они значение в самой жизни автора. Таким образом, книга С. Т. Аксакова поражала своей простотой, задушевностью, отсутствием натяжек и заданных положений. Читатели охотно прощали автору и некоторую растянутость его описания, и ненужные повторения одного и того же в разных местах книги, и подогретый лиризм по поводу явлений давно минувших, и остатки некоторых раболепных отношений к разным знаменитостям, с которыми автор встречался в молодости. Все это прощалось ему за те живые страницы, в которых представлял он живые типы Багровых, Куролесовых, описывал свое гимназическое и университетское воспитание, передавал свежие впечатления природы, окружавшей его детство. «Семейная хроника» и «Воспоминания» г. Аксакова ясно и прямо говорили читателю, что это живая быль, а не выдумка, в самом деле, а не нарочно, – преимущество, которого лишена была большая часть обличительных повестей наших. И вот чем, по нашему мнению, всего более объясняется успех книги г. Аксакова в нашей публике, обыкновенно так равнодушной к художественным достоинствам, а в настоящее время особенно падкой к интересам общественным. Критика не обратила в свое время должного внимания на эту сторону отношений «Семейной хроники» к современным читателям и занялась почти исключительно разбором художественной формы ее. Держась своей точки зрения, критика с прежней восторженностью встретила и «Детские годы Багрова», изданные г. Аксаковым в прошлом году. В них находили то же мастерство рассказа, ту же задушевность и простоту, то же уменье живописать природу, и потому ожидали, что они будут иметь такой же успех, как и «Семейная хроника».{8} Но публика вовсе не обнаружила к новому произведению г. Аксакова прежнего энтузиазма; «Детские годы» показались скучными, восторженные журнальные похвалы им возбуждали смех в читателях; из всех критик на г. Аксакова более всех понравилась самая строгая (в «Атенее»), хотя вся сущность ее заключалась в весьма основательном и остроумном развитии одной главной мысли: «что книга г. Аксакова была бы хороша, если бы не была слишком растянута».{9} Мы тоже разбирали тогда «Детские годы» и, чувствуя, что не могли бы удержаться от смеха, если бы вздумали рассуждать об их художественных достоинствах, решились собрать из всей книги те крупицы общеинтересных фактов, которые были разбросаны в «Детских годах» между многими сотнями рыболовных, пищеварительных и чертежнических подробностей. Составляя свой разбор, мы и тогда имели в виду, что публика будет плохо читать новую книгу г. Аксакова; но мы не хотели явиться зловещими пророками для автора и заметили тогда: «Авторитет С. Т. Аксакова установлен публикой, – пусть же она сама и уничтожит его, если хочет; критике же вовсе нет надобности кричать в этом случае наперекор публике, потому что деятельность г. Аксакова не заключает в себе ничего вредного и неблагородного».{10}

Наши предположения сбылись, к сожалению, скорее и полнее, нежели мы ожидали; совершенное равнодушие, даже некоторое пренебрежение и насмешливость явились теперь в публике вместо прежнего восторга к трудам г. Аксакова. В «Русской беседе» прошлого года постоянно печатались его «Литературные и театральные воспоминания»{11} и постоянно пропускались мимо даже читателями «Беседы». Все уже успели узнать, что талант г. Аксакова слишком субъективен для метких общественных характеристик, слишком полон лиризма для спокойной оценки людей и произведений, слишком наивен для острой и глубокой наблюдательности. В «Воспоминаниях», изданных вместе с «Хроникой», видно уже было, что С. Т. Аксаков слишком несвободно относится к тем личностям и явлениям жизни, которые занимали его молодость. И там уже не совсем приятно поражал по местам пафос автора, обращенный на удочки, на благородные спектакли и на знаменитости, подобные Шушерину, Кокошкииу и т. п. В новых воспоминаниях ожидали еще сильнейшего пафоса, еще более мелочности, и не ошиблись. Вследствие того – литературная слава С. Т. Аксакова исчезла так же быстро, как и возникла, и новая книга его была встречена с холодностью, которая граничит с пренебрежением. Недавно мы слышали даже уподобление новых воспоминаний С. Т. Аксакова запискам того господина, отрывок из дневника которого помещен был в прошлом году в «Современнике» (в «Заметках Нового поэта»). РВ, 1856, кн. 1, и 1858, кн. 9–11.{12} Мы от всей души желали бы опровергнуть неблагоприятное мнение публики разбором «Разных сочинений» г. Аксакова; но, к несчастию, они вполне оправдывают разочарование читателей, как сейчас увидим.

Более половины книги «Разных сочинений» занимают литературные и театральные воспоминания. Более половины остальной части – «Биография Загоскина». Затем в книге находятся мелкие статьи: «Буран», «Несколько слов о М. С. Щепкине» и «Воспоминание о Д. Б. Мертваго». В приложениях перепечатаны из старых журналов еще три коротенькие статейки г. Аксакова, писанные тридцать лет тому назад: «О заслугах кн. Шаховского в драматической словесности», «О романе Юрий Милославский» и «Письмо к издателю «Московского вестника» о Пушкине». Желая дать понятие о характере «Литературных и театральных воспоминаний» сравнительно с прежними воспоминаниями г. Аксакова, мы воспользуемся одним замечанием его о Мочалове. По словам г. Аксакова, Мочалов был очень хорош тогда, когда играл совершенно просто. В одной пьесе он восхитил своей игрой кн. Шаховского, и тот заставил повторить пьесу и просил в театр какую-то важную особу из приезжих, нарочно затем, чтоб посмотреть игру Мочалова. Узнав об этом, Мочалов, но словам С. Т. Аксакова, «постарался и сыграл невыносимо дурно». Нечто подобное произошло и с автором «Семейной хроники». Заметив, что на него устремлено общее любопытство, услышав похвалы своему слогу, задушевности и правде своих воспоминаний, С. Т. Аксаков, видимо, начал стараться, и результат вышел вроде мочаловского. Все недостатки, бывшие в зародыше в «Хронике» и «Воспоминаниях», страшно разрослись теперь и заслонили собою скромные достоинства, успевшие уберечься от тлетворного влияния стараний г. Аксакова. И в прежних воспоминаниях были у почтенного автора лирические страницы, на которых говорилось, например: «С каким сердечным трепетом ожидал я, бывало, половины шестого, чтобы идти на Сенную площадь – к Шушерину!.. До сих пор не могу вспомнить без восхищения об этом блаженном времени!» – или: «Невозможно передать словами того, что я чувствовал и какую ночь провел я в ожидании блаженной минуты, когда буду представлен Шишкову»; – или: «Я опьянел от восторга и счастья, удостоившись читать Державину его стихи! Да будет благословенно искусство чтения, озарившее скромный путь моей жизни таким блаженством, воспоминание о котором до сих пор проливает отраду во все существо мое!»{13} В прежних воспоминаниях были также и подробности весьма специальные, вроде того, что в такой-то сцене, на таком-то представлении, Бобров был дурен, а Семенова – прелестна, что актор Фьяло очень натурально играл роль Неизвестного, что на таком-то домашнем спектакле у одного из благородных артистов нечаянно камзол расстегнулся, а С. Т. Аксаков взял да и застегнул его, и т. п. Но все это решительно ничего не значит в сравнении с той обстоятельностью, какою отличаются новые воспоминания г. Аксакова. Прежде у него изображались по крайней мере – Державин, Шишков, Шушерин; теперь являются перед нами Николев, Ильин, Кокошкин, Шаховской, Писарев и пр. И говоря об этих людях, автор до сих пор обнаруживает некоторые остатки наивного подобострастия, которым был к ним проникнут в своей молодости. «Такой-то меня обласкал… Этот очень полюбил… Этот обошелся со мной очень благосклонно» – вот выражения, в которых г. Аксаков рассказывает о своих литературных знакомствах. И не подумайте, чтобы такие отношения существовали в то время, когда автор был еще скромным юношею; нет, так было постоянно – до тех пор, пока С. Т. Аксаков сам не сделался «патриархом русской литературы». Вот, например, как говорит он о своем знакомстве с кн. И. М. Долгоруким в 1821 году, когда автору «Воспоминаний» было уже тридцать лет. Увидел его Иван Михайлович на одном домашнем спектакле и расхвалил. «Мне совестно, – трогательно замечает автор через тридцать восемь лет, – повторять его похвалы, которые были, конечно, чересчур преувеличены…» Затем он продолжает: «С этих пор князь меня очень полюбил. Я много читывал ему из его ненапечатанных сочинений, и в том числе огромную трагедию, в три тысячи варварских стихов, которая происходила в неведомом месте, у неизвестного народа. Впрочем, сочинитель сам подсмеивался над своим творением» (стр. 67). Итак – угодливость автора не ограничивалась тем, что он в цветущей юности с восторгом читал Державину нелепые его трагедии: он то же самое делал в тридцатилетнем возрасте для князя И. М. Долгорукова, который сам над собою смеялся! То же самое делал он и для Николева, которого, как сам говорит, и не уважал вовсе. В первое свидание с Николевым он сказал, что «был бы счастлив, если б мог услышать что-нибудь из его трагедии «Малек Адель». Николев начал декламировать, С. Т. Аксаков был увлечен и превозносил автора искренними похвалами, и ему навеки «врезались» в память следующие четыре сильные стиха:

Конец ознакомительного фрагмента.