Все о тюнинге авто

Майкл полани личностное знание. Майкл Полани. Личностное знание. Теория личностного знания М. Полани

Биография

Родился в светской еврейской семье, внук главного раввина Вильнюса по материнской линии. Мать Поланьи - Сесилия Вол - родилась в Российской империи. Сесилия Вол была отправлена сначала в Цюрих, а потом в Вену своим отцом-раввином, который старался отдалить её от российских социалистических деятелей и предотвратить её арест. Отец - Михаил Поллачек - родился в Ужгороде (Унгваре) и был представителем крупной буржуазии, связанной с железными дорогами. Михаил Поллачек женился на Сесилии Вол в 1880 году в Вене. В соответствии со своим социальным положением пара владела домами в Вене и в Будапеште. Майкл Полани родился в 1891 году в Будапеште, став пятым ребёнком в семье . Хотя отец Полани участвовал в сооружении значительной части железнодорожной системы Венгрии, в 1899 он практически обанкротился. Старший брат Майкла, Карл Поланьи - известный политэконом и социальный философ.

В молодости был близок к левосоциалистическим кругам. Окончив Будапештский университет, стал доктором медицины в 1913 г. Первую научную статью опубликовал в 19 лет. После «революции астр» в октябре 1918 занимал должность секретаря министра здравоохранения в правительстве Михая Карои, после провозглашения Венгерской советской республики вернулся к медицине. Из-за репрессий режима Хорти был вынужден эмигрировать в Германию. В 1923 принял христианство, женившись на Магде Элизабет Кемени по римско-католическому обряду. В 1933, после прихода нацистов к власти, выехал в Великобританию.

Философия науки

Во время визита в СССР в 1936 году с лекцией для Министерства тяжёлой промышленности Бухарин заявил Полани, что различие между фундаментальной и прикладной наукой является ошибкой капитализма, и что в социалистическом обществе все научные исследования ведутся в соответствии с нуждами последнего пятилетнего плана . Полани обратил внимание на то, что случилось с генетикой в Советском Союзе в связи с государственной поддержкой теорий Трофима Лысенко . Призывы к централизованному планированию научных исследований в Великобритании со стороны таких учёных, как Джон Десмонд Бернал , заставили Полани отстаивать позицию, в соответствии с которой прирост научного знания достигается в результате выводов, сделанных после свободного обсуждения сообществом специалистов, а не руководящим органом.

Полани доказывал, что взаимодействие между учёными подобно взаимодействию между экономическими агентами на свободном рынке . Подобно тому, как потребители на свободном рынке в условиях конкуренции между производителями устанавливают цены товаров, также и учёные, обходясь без централизованного руководства, определяют истинность теорий.

Эпистемология

В книге «Наука, вера и общество» (1946) Полани изложил свои возражения против позитивистского понимания науки, указав на недооценку позитивизмом той роли, которую в научной практике играют ошибочные личные взгляды. В книге «Личностное знание» (1958) Полани утверждает, что абсолютная объективность представляет собой ложный идеал, поскольку любые умозаключения базируются на персональных суждениях. Он опровергает идею о механическом установлении истины путём использования научного метода . Любое знание является личностным и по этой причине основывается на индивидуальных суждениях. Отвергнув критическую философию, Полани отстаивает фидуциарный посткритический подход, согласно которому мы полагаем больше, чем можем доказать, и знаем больше, чем можем выразить словами.

Примечания

Библиография

  • Полани М. Личностное знание: На пути к посткритической философии / Пер. с англ. М. Б. Гнедовского. - М., 1985.
  • Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии / Под ред. В. А. Лекторского, В. А. Аршинова; пер. с англ. М. Б. Гнедовского, Н. М. Смирновой, Б. А. Старостина. - М., 1995.
  • Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. - [Благовещенск?]: БГК Им. И. А. Бодуэна Де Куртенэ, 1998. - 344 с. - (Корпус гуманитарных дисциплин.) ISBN 5-8015-7123-X

Ссылки

Категории:

  • Персоналии по алфавиту
  • Родившиеся 11 марта
  • Родившиеся в 1891 году
  • Умершие 22 февраля
  • Умершие в 1976 году
  • Философы по алфавиту
  • Философы Великобритании
  • Физики Великобритании
  • Химики Великобритании
  • Философы XX века
  • Участники Общества «Мон Пелерин»
  • Принявшие христианство иудеи

Wikimedia Foundation . 2010 .

  • Денисон, Эдвард
  • Тюря

Смотреть что такое "Полани, Майкл" в других словарях:

    Полани Майкл - Поланьи, Поляни (Polanyi) (1891 1976), английский философ и физикохимик, один из основателей постпозитивизма. Родился в Венгрии. С 1933 в Великобритании. В 40 х гг. выступил с критикой основных принципов логического позитивизма. В 50 х гг.… … Энциклопедический словарь

    Полани Майкл - Майкл Полани Майкл Полани (часто Поланьи;англ. Michael Polanyi, венг. Polányi Mihály; 11 марта 1891 22 февраля 1976) английский физик, химик и философ. Родом из Венгрии; с 1933 года жил в Великобритании. Представитель постпозитивизма. Полани… … Википедия

    ПОЛАНИ Майкл - ПОЛАНИ (Поланьи) Майкл (1891 1976) английский философ и ученый, один из основателей постпозитивизма. Родился в Венгрии. С 1933 в Великобритании. В 40 х гг. выступил с критикой основных принципов логического позитивизма. В 50 х гг. разработал… … Большой Энциклопедический словарь

    ПОЛАНИ МАЙКЛ - (1891 1976) – британский учёный, химик по профессии,известный своими работами в области философии науки. Он выходец из Венгрии,окончил Будапештский университет и стал доктором медицины в 1913 г. Первую научную статью опубликовал в 19 лет. Во… … Философия науки и техники: тематический словарь

    Майкл Полани - (часто Поланьи;англ. Michael Polanyi, венг. Polányi Mihály; 11 марта 1891 22 февраля 1976) английский физик, химик и философ. Родом из Венгрии; с 1933 года жил в Великобритании. Представитель постпозитивизма. Полани является автором концепции… … Википедия

    Майкл Поланьи - Майкл Полани Майкл Полани (часто Поланьи;англ. Michael Polanyi, венг. Polányi Mihály; 11 марта 1891 22 февраля 1976) английский физик, химик и философ. Родом из Венгрии; с 1933 года жил в Великобритании. Представитель постпозитивизма. Полани… … Википедия - Michael Smith Дата рождения: 26 апреля 1932 Место рождения: Блэкпул, Великобритания Дата смерти: 4 октября 2000 Место смерти: Ванкувер, Британская Колумбия, Канада Гражданство … Википедия

ПОЛАНИ (Polanyi) Майкл (12 марта 1891, Будапешт – 22 февраля 1976, Нортхемптон, Англия) – британский ученый, видный специалист в области физической химии, один из основоположников «исторического» направления в философии науки. Окончил медицинский факультет Будапештского университета, изучал физическую химию в Высшей технической школе в Карлсруэ (Германия). Работал в Институте химического волокна (1920), затем в Институте физической химии в Берлине (1923). Профессор Института Макса Планка (1926). С приходом к власти нацистов эмигрировал в Англию (1933). Профессор физической химии и социальных наук в Манчестерском университете. Член Мертон-колледжа в Оксфорде (1959), Общества Макса Планка (1949), иностранный член Американской Академии искусств и наук, член Международной Академии философии науки (1962), почетный доктор многих университетов мира.

С 1930-х гг. Полани выступил с критикой тоталитаризма и его губительного влияния на культуру. В 1950-х гг. он сформулировал ряд принципиальных положений философии науки. Наука и другие виды человеческого познания, согласно Полани, обладают общностью, состоящей в принципиальной неустранимости субъекта из всех возможных реконструкций познавательных процессов. Тем самым философия науки Полани, примыкая своими идеями и методами к социологии познания, оказалась альтернативой как позитивизму, так и «критическому рационализму», т.е. наиболее влиятельным направлениям в философии науки 1960–70-х гг. Полани подверг критике основные положения позитивистов: программу «эмпирицизма», т.е. элиминации «теоретических» (не имеющих адекватного перевода в языке наблюдения) терминов из структуры научных теорий; индуктивизм и кумулятивизм как принципы логики научного познания и реконструкции истории науки; демаркационизм (утверждение о возможности проведения четкой разграничительной линии между наукой и философией). Вместе с тем Полани выступил против «эпистемологии без познающего субъекта» К.Поппера, т.е. против идеи о возможности логико-рациональной реконструкции познавательного процесса в отвлечении от культурно-исторической, социальной его детерминации. Согласно Полани, факторы социокультурного контекста оказывают важнейшее воздействие не только на организацию научно-исследовательской работы ученых, но и на содержание научной деятельности.

Для оценки научных теорий важнейшее значение имеет «неявное знание» (tacit knowledge), которое приобретается и осваивается только в непосредственном общении ученых. Это знание практически не выражается в явной форме – в виде описаний, диаграмм, инструкций или текстов в учебниках, оно всегда остается «за кулисами» той сцены, на которой происходят интеллектуальные дискуссии, но существенно воздействует на их содержание и характер. Такое представление о научном знании Полани и его последователи назвали «посткритическим рационализмом», что означало ориентацию на поиск более гибкого понимания научной рациональности, ориентированного на органическое единство культуры и ее интеллектуальных компонент.

Рациональность научного познания не может быть сведена к некой формальной логике исследования и открытия, фактическое содержание научного знания и его логическая структура не тождественны. Научное познание не было бы возможным, если бы не существовала рациональность познаваемых объектов – внутренняя разумность мира. Но нельзя полагать, будто дедуктивные или индуктивные процедуры в достаточной мере позволяют раскрыть эту объективную рациональность. Научное познание позволяет соотнести последнюю с человеческим миром; в этом процессе участвуют интуиция, чувство красоты, продуктивное воображение. Получаемая в познавательных процессах информация всегда богаче той, которая проходит через сознание и может быть вербализована. Значения терминов определяются контекстом их употребления и, следовательно, всегда включают в себя «неявное знание»; понимание этих значений предполагает непосредственное включение субъекта в данный контекст. Семантические воззрения Полани были близки функциональным и контекстуальным теориям значения (Огден, Ричардс, Малиновский и др.).

Важнейшим условием понимания Полани считает доверие тем концептуальным средствам познания, которыми располагает научное сообщество. Поэтому приобщение к науке предполагает глубокую перестройку личности, готовность мыслить так, как это следует из рекомендаций научной элиты, авторитет которой в сознании субъекта непререкаем. Конфликты между авторитетными мнениями и изменения в фундаментальных убеждениях – нормальное условие научного роста, однако нельзя думать, что этот процесс может завершиться победой одного из соперничающих мнений, которое выдаст себя за истину в последней инстанции. Прогресс науки заключается не в движении к некоему универсальному «безличному» знанию, а в увеличении возможностей личного соучастия в познавательных процессах, расширении систем образования и профессиональной исследовательской деятельности. Такое понимание науки сближало концепцию Полани с идеями Л.Флека, Т.Куна, С.Тулмина, П.Фейерабенда и др. критиков традиционных концепций научной рациональности.

Сочинения:

  1. The Contenpt of Freedom: The Russian Experiment and After. L., 1940, Full Employment and Free Trade. L., 1945;
  2. Science, Faith and Society. L., 1946;
  3. The Logic of Liberty: Reflections and Rejoinders. L., 1951;
  4. The Study of Man. L., 1959;
  5. Beyond Nihilism. L., 1960;
  6. The Tacit Dimension. L., 1967;
  7. Knowing and Being. L., 1969;
  8. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985.

Майкл Полани/ Michael Polanyi

Полани - английский философ и ученый, один из основателей постпозитивизма.

Полани является автором концепции «личностного (или неявного) знания», которое, с его точки зрения, нельзя выразить в явной форме (например, в виде текстов и диаграмм), но которое является сущностной составляющей деятельности ученого. Личностное или неявное знание формируется посредством личных контактов и оказывает непосредственное влияние на теоретические и практические навыки ученых, их способность к воображению и творчеству.

Полани ввел в научный оборот понятие «научное сообщество».

Концепция Полани утверждает неизбежность включения субъективного фактора в познавательный процесс и невозможность отделения науки от окружающего ее культурно-исторического и социального контекста.

Вот отрывок из его книги: «Личностная причастность познающего субъекта тому процессу познания, которому он вверяет себя, осуществляется в порыве страсти. Мы осознаем интеллектуальную красоту как ориентир для открытий и как признак истинности.

Любовь к истине действует на всех уровнях развития мышления. Кёлер наблюдал, как охотно шимпанзе повторяли те приемы, которые были ими ранее изобретены для добывания пищи; повторяли уже в виде игры, заменяя пищу камешками. Беспокойство, которое испытывает животное, когда задача его затрудняет…, иллюстрирует и связанную с ним способность наслаждаться интеллектуальным успехом. Эти эмоции выражают веру: мучиться проблемой - значит верить, что она имеет решение, а радоваться открытию - значит принимать его как истину».

Философия Майкла Полани

Майкл Полани (1891-1976) - британский философ, один из основателей постпозитивизма, выходец из Венгрии, сотрудник (с 1923) Института физической химии (Берлин), в эмиграции с 1933, профессор физической химии (затем - социальных наук) Манчестерского университета (с 1933). Его сочинениях по философии и социологии науки: «Личностное знание. На пути к посткритической философии» (1958), «Неуважение свободы» (1940), «Основания академической свободы» (1947), «Логика свободы» (1951), «Неявное знание» (1962), «Знание и бытие, эссе» (1969) и др.

Полани выступил в 1940-х с критикой основных принципов логического позитивизма, в 1950-х - разработал концепцию «неявного знания» (по Полани, «существуют вещи, о которых мы знаем, но не можем сказать»). Стремился конструктивно преодолеть идею о возможности деперсонифицированного представления научного знания, неправомерно приравниваемого к объективности последнего. В структуре ориентировочной и познавательной активности - в сенсомоторных навыках, восприятии, использовании языка, методах диагностики и экспериментирования, актах научного творчества и т.д. - Полани выделял явные и неявные компоненты. Последние, по Полани, осваиваются человеком в практических действиях, в совместной научной работе и служат основанием его целенаправленной активности. В науке явное знание представлено как интерперсональное знание (в понятиях и теориях), неявное - как личностное знание, вплетенное в искусство экспериментирования и теоретические навыки ученых, в их пристрастия и убеждения.

С точки зрения Полани, существуют «два типа знания, которые всегда совместно входят в процесс познания всеобъемлющей целостности. Это: 1. Познание объекта путем концентрации внимания на нем как целостности; 2. Познание объекта исходя из наших представлений о том, какой цели он служит в составе той целостности, частью которой он является. Последнее может быть названо неявным… Взаимоисключающий характер этих двух типов познания может быть выражен в терминах логической дизъюнкции». Неявное знание, согласно Полани, не допускает полной экспликации и транслируется через непосредственное («из рук в руки») обучение мастерству научного поиска и личные контакты ученых. Научный опыт у Полани - внутренне переживаем, обусловлен страстным желанием исследователя достичь подлинно научной истины, явно личностно окрашен. Полани ввел в научный оборот понятие «научное сообщество». В ряде работ подчеркивал необходимость определенных социокультурных условий для поддержания свободной научной коммуникации и сохранения научных традиций.

Майкл Полани (1891-1976) – британский ученый и философ, выходец из Венгрии. С 1923г. Работал в Берлине в Институте физической химии. После прихода к власти в Германии нацистов эмигрировал в Великобританию, где с 1933г. работал в качестве профессора Манчестерского университета. В 1940г. вышла в свет его работа «Неуважение свободы». Эту тематику он развивает в работах «Основные академические свободы» (1947) и «Логика свободы» (1951). В 40-х годах Полани выступал с критикой основных принципов логического позитивизма. Его собственная концепция лежит в русле идеи релятивности норм научно-познавательной деятельности, которая пришла на смену прежней нормативно-рациональной проблематике в философии науки.

С 50-х годов М.Полани разрабатывал свою концепцию личностного знания, которая вызвала резкую критику со стороны К.Поппера, обвинившего автора в иррационализме. Тем не менее работа М.Полани «Личностное знание. На пути к посткритической философии» (1958) стало значительным событием в истории постпозитивисткой философии науки. М.Полани провозгласил, что он стремится конструктивно преодолеть идею о возможности деперсонифицированного представления научного знания. Необходимо, по мнению Полани, преодоление этого ложного идеала, неправомерно отождествляемого с объективностью. «Идеал безличной, беспристрастной истины подлежит пересмотру, – пишет он, – с учетом глубоко личностного характера того акта, посредством которого провозглашается истина».

Поясняя словосочетание «личностное знание», вынесенное в заголовок его книги, Полани замечает: «Может показаться, что эти два слова противоречат друг другу, ведь подлинное знание считается безличным, всеобщим, объективным. Для меня знание – это активное постижение познаваемых вещей, действие, требующее особого искусства». По мнению Полани, термин «личностное знание» хорошо описывает этот своеобразный сплав личного и объективного.

Поскольку науку делают люди, то получаемые в процессе научной деятельности знания, как и сам этот процесс, не могут быть деперсонифицированы. Именно это и хочет подчеркнуть М.Полани. В личностном знании запечатлены и познаваемая действительность, и сама познающая личность с её заинтересованным (а не безразличным) отношением к знанию, с её личным подходом к его трактовке и использованию. При этом личностное знание – это не только явное знание, выраженное в понятиях, суждениях, теориях, но и неявное знание , неартикулируемое в языке и воплощенное в каких-то телесных навыках, схемах восприятия, практическом мастерстве.

Концепция неявного знания Полани – одна из плодотворных попыток осмысления целостности обыденно-практического знания (включающего опыт зрительного восприятия, телесно-двигательных навыков и инструментальной деятельности), естественнонаучного, социогуманитарного и художественного познания. Вместе с тем, она наносит удар по прежним представлениям, разделяющим (и противопоставляющим) субъективность и объективность в науке.

«Наиболее распространенная сейчас концепция науки, – пишет он, – основанная на разделении субъективности и объективности, стремится … исключить из картины науки это явление страстного, личностного, чисто человеческого создания теорий или в крайнем случае минимизировать его, сводя к фону, который можно не принимать во внимание. Ибо современный человек избрал в качестве идеала знания такое представление естественной науки, в котором она выглядит как набор утверждений, «объективных» в том смысле, что содержание их целиком и полностью определяется наблюдением, а форма может быть конвенциональной. Чтобы искоренить это представление, имеющее в нашей культуре глубокие корни, следует признать интуицию, внутренне присущую самой природе рациональности, в качестве законной и существенной части научной теории». Стало быть интуиция исследователя – важный и неустранимый компонент познавательного процесса.

В эпистемологии М.Полани значительно усилена антропологическая ориентация, которую можно свести к следующим положениям:

– науку делают люди, обладающие призванием, опытом, мастерством;

– научно-познавательную деятельность нельзя освоить по учебнику (поскольку неявное знание не допускает полной экспликации и изложения в учебной литературе); поэтому требуется непосредственное общение начинающего ученого с мастером, что обеспечивает передачу его опыта «из рук в руки», т.е. необходимы личные контакты исследователей;

– люди, делающие науку, не могут быть заменены другими и отделены от производимого ими знания;

– в научно-познавательной деятельности очень важны мотивы личного опыта, переживаний, внутренней веры в науку, в её ценность, а также заинтересованность ученого, его личная ответственность.

М.Полани подчеркивает огромное значение феномена веры в познавательном процессе. По его словам, «вера была дискредитирована настолько, что помимо ограниченного числа ситуаций, связанных с исповеданием религии, современный человек потерял способность верить, принимать с убежденностью какие-либо утверждения, что феномен веры получил статус субъективного проявления, которое не позволяет знанию достичь всеобщности».

Настало время, считает Полани, снова признать, что вера является источником знания. Именно на ней строится взаимное доверие в обществе. Согласие (явное и неявное), интеллектуальная страстность, наследование культуры – всё это тесно связано с верой. Разум человеческий опирается на веру как свое предельное основание, но всякий раз способен подвергнуть её сомнению. Появление и существование в науке наборов аксиом, постулатов, принципов также уходит своими корнями в нашу веру в то, что мир есть совершенное, гармоничное целое, которое мы можем познать.

Исследователи творчества М.Полани выделяют в его концепции личностного знания три области (или варианта) соотношение мышления и речи. Первая область – неявное знание, словесное выражение которого затруднено или недостаточно адекватно. Её можно назвать областью «невыразимого», ибо в ней компонент молчаливого неявного знания доминирует в такой степени, что его артикулированное выражение, по существу, невозможно. Данная область охватывает знания, основанные на переживаниях и жизненных впечатлениях. Это глубоко личностные знания и они весьма трудно поддаются трансляции и социализации.

Вторая область знания содержит информацию, достаточно хорошо передаваемую средствами речи. Наконец, в третьей области «затрудненного понимания» имеется несогласованность между невербальным содержанием мышления и речевыми средствами, что мешает концептуализировать содержание мысли. Это область,в которой неявное знание и формальное знание независимы друг от друга.

В объем личностного, неявного знания погружен и механизм ознакомления с объектом, в результате которого последний включается в процесс жизнедеятельности, Формируются навыки и умения общения с ним. Таким образом, знакомство с объектом как первоначальное знание о нем, превращаясь в навык, в умение обращения с данным предметом, становится личностным знанием человека. Вместе с тем, навыки (при всей их схожести по схеме деятельности) различны и индивидуальны. Задача копирования чужого навыка порождает собственный слой личностного знания. «Писаные правила умелого действования, – уверен М.Полани, – могут быть полезными, но в целом они не определяют успешность деятельности; это максимумы, которые могут служить путеводной нитью только в том случае, если они вписываются в практическое умение или владение искусством. Они не способны заменить личностное знание».

Научный опыт у Полани внутренне переживаем, обусловлен страстным желанием исследователя достичь подлинно научной истины, т.е. явно личностно окрашен. Это основной вывод из концепции Полани.

Принципиальная новация концепции М.Полани состоит также в указании на то, что сам смысл научных положений зависит от неявного контекста скрытого знания. При этом Полани утверждает, что смысл неотделим от той личной уверенности, которая вкладывается в провозглашаемое научное суждение. «Наука есть система убеждений, к которой мы приобщены, – пишет Полани. – Такую систему нельзя объяснить ни на основе опыта (как нечто видимое из другой системы), ни на основе чуждого какому-либо опыту разума. Однако это не означает, что мы свободны принять или не принять эту систему; это просто отражает тот факт, что наука есть система убеждений, к которой мы приобщены и которая поэтому не может быть представлена в иных терминах».

В заключение отметим, что М.Полани впервые ввел в научный оборот понятие «научное сообщество». В ряде работ он подчеркивал необходимость определенных социокультурных условий для поддержания свободной научной коммуникации и сохранения научных традиций.

В книге «Личностное знание» Майкл Полани утверждает, что абсолютная объективность представляет собой ложный идеал, поскольку любые умозаключения базируются на персональных суждениях. Он опровергает идею о механическом установлении истины путём использования научного метода. Любое знание является личностным и по этой причине основывается на индивидуальных суждениях. Полани отстаивает подход, согласно которому мы полагаем больше, чем можем доказать, и знаем больше, чем можем выразить словами.

Майкл Полани. Личностное знание. – М.: Прогресс, 1985. – 344 с. (на английском языке книга впервые вышла в 1958 г.)

Скачать конспект (краткое содержание) в формате или

Предисловие. Исходные теоретические представления М. Полани о механизме развития науки резко контрастируют с попперовскими. Так, например, если К. Поппер считает рациональность имманентной чертой науки и ищет внутреннюю логику ее развития, отвлекаясь от воздействия на нее социально-культурных факторов, то М. Полани рассматривает в качестве имманентных характеристик науки ее культурно исторические детерминанты, формирующие не только институциональный облик науки, но и сами формы научной рациональности. Если Поппер пытался строить «эпистемологию без познающего субъекта», то пафос работ М. Полани связан с выявлением человеческого фактора науки.

М. Полани впервые сформулировал концепцию неявного знания, впоследствии использованную Т. Куном (подробнее см. ). Теорию неявного знания Полани считал главным результатом своей теоретической деятельности. Основным стержнем концепции неявного знания является положение о существовании двух типов знания: центрального, или явного, эксплицируемого (внешнего), и периферического, неявного, скрытого, имплицитного (внутреннего).

Полани настаивает на том, что получаемая через органы чувств информация значительно богаче той, что проходит через сознание, и «человек знает больше, чем может сказать». Неосознанные ощущения и образуют эмпирический базис неявного знания. Неявное знание личностно по определению. Раскрыть содержание самого понятия неявного знания мешает, считает М. Полани, трудность семантического характера, обусловленная гносеологической природой этого типа знания как скрытого, имплицитного, подразумеваемого. Поэтому М. Полани стремится дать его операциональное определение (о последнем см. ).

Часть I. ИСКУССТВО ПОЗНАНИЯ

Глава 1. ОБЪЕКТИВНОСТЬ

Коперник лишил человека позиции в центре Вселенной, позиции, которую предписывала ему как система Птолемея, так и Библия. С тех пор всевозможные моралисты многократно и решительно призывали нас оставить сентиментальный эгоизм и взглянуть на себя объективно, в подлинной перспективе пространства и времени.

Нет нужды говорить, что никто - включая ученых - не придерживается такого взгляда на Вселенную, какие бы славословия ни возносились при этом «объективности». Но нас это не удивляет. Потому что, будучи человеческими существами, мы неизбежно вынуждены смотреть на Вселенную из того центра, что находится внутри нас, и говорить о ней в терминах человеческого языка, сформированного насущными потребностями человеческого общения. Всякая попытка полностью исключить человеческую перспективу из нашей картины мира неминуемо ведет к бессмыслице.

Считать коперниканскую систему более объективной, чем система Птолемея, будет справедливо лишь в том случае, если это смещение природы интеллектуального удовлетворения мы будем рассматривать как критерий усиления объективности. Это означает, что из двух форм знания более объективной мы должны считать ту, которая в большей мере полагается на теорию, нежели на чувственное восприятие. Иными словами, если теорию рассматривать как экран, помещенный между нашими чувствами и теми вещами, о которых наши чувства в ином случае могли составить более непосредственное впечатление, то мы должны стремиться больше полагаться на теоретический способ интерпретации своего опыта и тем самым усматривать в «сырых» впечатлениях сомнительные и сбивающие с толку призраки. Мне кажется, мы отыскали здравые доводы, свидетельствующие о том, что теоретическое знание является более объективным, чем непосредственный опыт.

Можно утверждать, что вообще всякая теория, которую мы провозглашаем безусловно рациональной, тем самым наделяется пророческой силой. Мы принимаем ее в надежде, что благодаря этому нам удастся войти в соприкосновение с реальностью; и, если теория действительно верна, она может продемонстрировать свою истинность в течение веков в таких формах, о которых ее авторы не могли и мечтать. Ряд величайших научных открытий нашего столетия был совершенно справедливо представлен как удивительные подтверждения принятых научных теорий. В этом неопределенном диапазоне истинных следствий научной теории и заключена в самом глубоком смысле ее объективность.

Глава 2. ВЕРОЯТНОСТЬ

Цель моей книги состоит в том, чтобы показать, что абсолютная объективность, приписываемая обычно точным наукам, принадлежит к разряду заблуждений и ориентирует на ложные идеалы. Отвергая эту иллюзию, я хочу предложить другое представление, заслуживающее, на мой взгляд, большего интеллектуального доверия. Его я назвал «личностное знание».

Личное участие ученого присутствует даже в тех исследовательских процедурах, которые представляются наиболее точными. В научном исследовании всегда имеются какие-то детали, которые ученый не удостаивает особым вниманием в процессе верификации теории. Такого рода личностная избирательность является неотъемлемой чертой науки.

Процесс установления несостоятельности определенного статистического утверждения был систематически разработан сэром Рональдом Фишером в его знаменитом труде «Планирование эксперимента». Приведу схему рассуждений Фишера применительно к эксперименту Чарльза Дарвина, в котором выясняется сравнительное влияние самоопыления и перекрестного опыления на высоту растений.

Из двух групп растении, полученных в результате самоопыления и перекрестного опыления, было отобрано по 15 растений; они были случайным образом сгруппированы в 15 пар, которым соответствовали 15 значений разницы в их высоте (измеренной в восьмых долях дюйма). В среднем растения, полученные в результате перекрестного опыления, были на 20,93 восьмой доли дюйма длиннее, чем растения, полученные в результате самоопыления. Существо вопроса заключается далее в том, случайна эта разница или нет. Чтобы это выяснить, мы должны сравнить величину этого различия с разбросом случайных вариаций, имеющихся в наших выборках. Различие будет признано значимым только в том случае, если оно будет значительно превосходить пределы этих вариаций. Стандартное отклонение в нашем случае дает значение σ = 9,75 восьмой доли дюйма. Из этого следует, что различие больше стандартного отклонения в высоте растений. Но все-таки остается вопрос, в достаточной ли степени оно превосходит σ, чтобы считать результат неслучайным.

Если мы принимаем гипотезу, что наши результаты случайны (Фишер называет ее нулевой гипотезой), то вероятность получить именно такой результат, какой получился у нас, составляет меньше 5% (подробнее см. ). Нет предела той уверенности, которую мы можем вкладывать в нулевую гипотезу, как нет и какой-то определенной нижней границы вероятности событий, которые, по нашему мнению, происходят без ущерба для этой гипотезы. Из этого следует, что никакое событие, даже самое невероятное, не может противоречить вероятностному суждению. Противоречие может быть установлено только актом личной оценки, который отвергает определенные возможности как слишком маловероятные для того, чтобы быть истинными.

Никакой ученый не может отказаться от того, чтобы отбирать данные в свете своих эвристических ожиданий. Он часто вообще не может сказать, на каких именно данных основана его уверенность в правильности гипотезы. Нелепо рассматривать научный метод как процесс, зависящий от скорости накопления данных, автоматически возникающих для проверки случайно выбранных гипотез.

Выбор и проверка научной гипотезы - это личностные акты, но, как всякие такие акты, они предполагают определенные правила; теорию вероятностей можно рассматривать как систему таких правил. Я хотел бы назвать их максимами . Максимы - это правила, искусное применение которых составляет часть области мастерства, в которой они формулируются как некие регулятивные принципы. Но они сразу же становятся абсурдными, если мы попытаемся подменить ими мастерство. Когда другой человек использует мои научные максимы, чтобы руководствоваться ими в своем индуктивном умозаключении, он может прийти к совершенно иным выводам. Именно благодаря этой своей очевидной неопределенности максимы могут функционировать только в границах сферы личных суждений.

Глава 3. ПОРЯДОК

Я буду утверждать, что понятие случайных событий предполагает наличие упорядоченности определенного типа, которую эти события воспроизводят по воле случая. Определение вероятности таких совпадений и тем самым допустимости предположения, что они действительно имели место, составляет существо методики сэра Рональда Фишера, который таким образом доказывает от противного реальность данной схемы упорядоченности. На этом основании я хочу выдвинуть весьма общий тезис, что оценка упорядоченности является актом личностного знания, так же, как и оценка вероятности, оригинальность схемы упорядоченности (созданной намеренно или усматриваемой в природе) оценивается как ее невероятность.

Вероятностные суждения могут относиться как к случайным системам, так и к весьма упорядоченным системам, которые взаимодействуют со случайными системами. И хотя обнаружение значимого порядка может оказаться ненадежным благодаря случайным искажениям, такого рода эвристические предположения все равно существенно отличаются от простого угадывания исхода случайного события. Чистая случайность никогда не может породить значимого порядка, поскольку сама ее суть заключается в отсутствии такового. Поэтому не следует относиться к структуре случайного события как к схеме, обладающей осмысленным порядком.

Глава 4. УМЕНИЕ И МАСТЕРСТВО

Цель искусного действия достигается путем следования ряду норм или правил, неизвестных как таковые человеку, совершающему это действие. Например, решающий фактор, благодаря которому пловец держится на поверхности воды, - это способ дыхания; он сохраняет необходимую плавучесть за счет того, что не полностью освобождает легкие при выдохе и набирает воздуха больше обычного при вдохе. Однако пловцы, как правило, не знают об этом. Писаные правила могут быть полезными, но в целом они не определяют успешность деятельности; это максимы, которые могут служить путеводной нитью только в том случае, если они вписываются в практическое умение или владение искусством. Они не способны заменить личностное знание. Поскольку умения нельзя целиком объяснить аналитически, вопрос о мастерстве владения навыками может вызвать серьезные затруднения.

Утверждать невозможность того, что, по всей видимости, было сделано, или невероятность того, что считается наблюдаемым, только потому, что мы не можем объяснить происхождение и существование этого явления в рамках нашей понятийной системы, - значит отрицать вполне реальные области практики или опыта. Тем не менее такой метод критики является неизбежным, ибо без его постоянного применения ни ученый, ни инженер не смогли бы ощущать под ногами твердой почвы, сталкиваясь с массой иллюзорных наблюдений буквально ежедневно. Деструктивный анализ является незаменимым средством борьбы с предрассудками и псевдодеятельностью. Возьмем, к примеру, гомеопатию. На мой взгляд, это псевдолечение, все еще широко распространенное, можно полностью дискредитировать, подвергнув анализу его предписания. Как видно из гомеопатических рецептов, рекомендуемая концентрация лекарственных веществ является столь малой, что в обычной пище и в питьевой воде содержится столько же, или даже больше, тех же самых веществ.

Еще одна ситуация, по существу безнадежная, возникает в том случае, если те, кто открыл какое-то новое умение, действенность которого на первых порах сомнительна, дают этому умению ложную интерпретацию. Это можно проиллюстрировать на примере трагических неудач, сопровождавших в течение столетия деятельность первооткрывателей гипнотизма от Месмера до Брэда (о Месмере см. и ).

В последние десятилетия в ряде технических лабораторий наблюдается процесс, весьма сходный с критикой месмеризма, правда, лишенный столь очевидных неудач. Во многих отраслях промышленного производства, в том числе в кожевенной, гончарной, пивоваренной промышленности, а также в металлургии, в текстильной промышленности и в различных отраслях сельского хозяйства, вдруг наступило осознание того, что вся деятельность осуществлялась здесь до сих пор как своего рода искусство при полном отсутствии знания составляющих ее операций и процедур. Когда к этим традиционным сферам человеческой деятельности стал применяться современный научный подход, то прежде всего возникла задача выяснить, что же именно происходит в каждом из этих производственных процессов, что дает возможность создавать материальные ценности.

Искусство, процедуры которого остаются скрытыми, нельзя передать с помощью предписаний, ибо таковых не существует. Оно может передаваться только посредством личного примера, от учителя к ученику. Даже в условиях современной индустрии неявное знание до сих пор остается важнейшей частью многих технологий. Искусство, которое не практикуется в течение жизни одного поколения, оказывается безвозвратно утраченным. Обычно эти потери невосполнимы. Жалко наблюдать бесконечные попытки - при помощи микроскопов и химии, математики и электроники - воспроизвести единственную скрипку, сделанную среди прочих скрипок полуграмотным Страдивари 200 лет тому назад. Обществ» должно придерживаться традиций, если хочет сохранить запас личностного знания.

Черты традиционализма выявляются в системе обычного права. Обычное право основано на прецеденте. Вынося решение по тому или иному делу, судья сегодня следует примеру других судов, решавших дела такого же рода в прошлом, ибо считается, что в этих решениях воплощены дух и буква закона. Эта процедура основана на характерном для всякого традиционализма убеждении, что практическая мудрость по-настоящему воплощена в делах, а не в правилах. Действия судьи рассматриваются как нечто более достоверное, чем его интерпретация своих же действий.

Стать знатоком, так же, как и стать умельцем, можно лишь в результате следования примеру в непосредственном личном контакте; здесь не помогут никакие инструкции. Пока врач не научится распознавать определенные симптомы - например, определять вторичные шумы в легочной артерии, - не будет никакой пользы от чтения литературы.

Можно допустить, что если в науке и технике применяется экспертиза, или привлекаются знатоки, то это делается по той простой причине, что измерением их не заменить. Измерению присуща большая объективность, благодаря которой его результаты являются устойчивыми независимо от того, где и как оно осуществляется. Однако то большое количество учебного времени, которое студенты химики, биологи и медики посвящают практическим занятиям, свидетельствует о важной роли, которую в этих дисциплинах играет передача практических знаний и умений от учителя к ученику.

Фокус и периферия сознания являются взаимоисключающими. Если пианист переключает внимание с исполняемого произведения на движения своих пальцев, он сбивается и прерывает игру. Это происходит всякий раз, когда мы переносим фокус внимания на детали, которые до этого находились на периферии нашего сознания.

Восприятие объектов как внешних, противостоящих вашему телу основано на том, что мы осознаем периферическим сознанием процессы, происходящие в нашем организме. Объект выступает как внешний, только если мы сознательно полагаем его вне себя в пространстве. Периферическое осознание инструментов мы можем рассматривать по аналогии с осознанием частей тела. То, как мы используем молоток или слепой – трость, наглядно демонстрирует сдвиг фокуса сознания на точки соприкосновения с объектами, которые мы рассматриваем как внешние. Мы включаем инструмент в сферу нашего бытия; он служит нашим продолжением.

Я хочу выдвинуть точку зрения, что все попытки зафиксировать предпосылки науки оказались тщетными, потому что реальные основания научных убеждений выявить вообще невозможно. Принимая определенный набор предпосылок и используя их как интерпретативную систему, мы как бы начинаем жить в этих предпосылках, подобно тому как живем в собственном теле. Некритическое их усвоение представляет собой процесс ассимиляции, в результате которого мы отождествляем себя с ними. Эти предпосылки не провозглашаются и не могут быть провозглашены,

Можно выделить три типа научения животных (в том числе, у человека): научение приемам можно рассматривать как акт изобретения; научение знакам - как акт наблюдения, а латентное научение - как акт интерпретации.

Существует три основных вида речевого высказывания: (1) выражение чувства, (2) обращение к другим лицам, (3) утверждение фактического характера. Мое рассуждение ведет к тому, чтобы обнаружить компонент личностной эмоции, присущий и необходимый даже наименее личностным формам речи.

Всякое применение формальной схемы к опыту влечет за собой неопределенность, устранение которой производится на основе критериев, которые сами по себе строго не формулируются. Столь же неформализуемым, неартикулируемым является процесс применения языка к вещам. Говорить - это значит изобретать знаки, наблюдать за их пригодностью, истолковывать их различные отношения.

Представление о числах есть уже у животных, но человек, последовательно изобретая все новые и новые символы, развил это понятие далеко за его первоначальные рамки, ограничивавшиеся шестью или восемью целыми числами. Создание позиционного счисления, арабских цифр, знака нуля и запятой для десятичных дробей - все это облегчило изобретение арифметических операций, которые в свою очередь в огромной мере обогатили наше понятие о числе и в то же время сделали более мощными методы практического применения числа для счета и измерения.

Возникновение формальной логики напоминает те успехи, которыми математика обязана изобретению удачных новых символов. Логические символы позволяют нам отчетливо формулировать такие сложные предложения, которые были бы совершенно немыслимы в

обычном языке. Благодаря этому область пригодных для оперирования грамматических структур существенно расширилась, и мы можем теперь применительно к этим структурам добиваться таких успехов в дедуктивных рассуждениях, о каких в ином случае не могли бы даже и мечтать.

Существует, по-видимому, два рода операциональных принципов языка, объясняющих все интеллектуальное превосходство человека перед животными. Первые управляют процессом лингвистического представления, вторые- оперированием символами для обеспечения мыслительного процесса. Мы получили теперь следующий ряд научных дисциплин, расположенных в порядке снижения роли первого и возрастания роли второго операционального принципа языка: (1) описательные науки, (2) точные науки, (3) дедуктивные науки. Это последовательность, в которой возрастает символизация и манипулирование с символами, а параллельно уменьшается контакт с опытом. Высшие ступени формализации делают суждения науки более строгими, ее выводы - более безличностными; но каждый шаг в направлении к этому идеалу достигается путем все большей жертвы содержанием. Неизмеримое богатство живых форм, над которым царствуют описательные пауки, сужается в сфере точных наук до простого считывания указаний стрелок на приборах; а когда мы переходим к чистой математике, опыт вообще исчезает из нашего непосредственного поля зрения.

Чтобы описывать опыт более полно, язык должен быть менее точным. При этом возрастание неточности усиливает роль способности к скрытой оценке, которая становится необходимой для компенсации возникшей речевой неопределенности. Таким образом, богатство конкретного опыта, на который может указывать наша речь, регулируется именно нашим личностным участием в этом опыте. Лишь при помощи этого неявного компонента знания мы вообще можем что-либо высказывать относительно опыта.

Вспомним, какие разнообразные новые типы чисел - иррациональные, отрицательные, мнимые, трансфинитные - были введены в математику в результате распространения правил выполнения уже известных алгебраических операций на еще не исследованные предметные области; и как в конце концов было признано, что эти числа, вначале отвергаемые как бессмысленные, обозначают новые важные математические концепции. Поразительные успехи, достигнутые с помощью умозрительного применения способов математической записи в целях, которые первоначально не ставились, напоминают нам о том, что наиболее плодотворными могут оказаться как раз те самые функции формализма, для которых он ранее вовсе не предназначался. Но в то же время именно здесь, по-видимому» наиболее велика опасность доведения его до абсурда.

Я предполагал согласовать концепцию истины со следующими тремя фактами: 1) почти все знания, которыми человек превосходит животных, приобретаются благодаря использованию языка; 2) операции, связанные с употреблением языка, основываются в конечном счете на наших бессловесных интеллектуальных способностях, родственных в своем генезисе соответствующим способностям у животных; 3) в нерасчлененных интеллектуальных актах заключено стремление к удовлетворению ими самими установленных нормативов, причем это стремление достигает цели благодаря сопровождающей эти акты уверенности в успехе.

Эймс и представители развиваемого им направления в своих экспериментах продемонстрировали следующую любопытную зрительную иллюзию. Если на нейтральном фоне поместить резиновый мяч и затем начать медленно его надувать, то кажется, будто мяч, сохраняя свои обычные размеры, приближается к зрителю (см. любопытное видео). Формируя изображение надуваемого мяча, мы следуем правилу, усвоенному с младенчества, когда мы впервые экспериментируем с погремушкой, то приближая ее к своим глазам, то удаляя. Нам приходится выбирать: видеть ли погремушку то увеличивающейся, то уменьшающейся или же видеть ее как меняющую свою удаленность от нас, но сохраняющую свой размер. Мы принимаем второе допущение.

Когда мы видим вещи, расположенные нормально, а не «вверх ногами», это удовлетворяет установленным нами самими нашим собственным стандартам согласованности между визуальными, тактильными и проприоцептивными ощущениями. Очки, переворачивающие сетчаточное изображение, заставляют нас видеть объекты «вверх ногами». Однако после нескольких дней привыкания к таким очкам глаз снова восстанавливает упомянутую согласованность, начиная вновь через эти очки, видеть вещи стоящими нормально. Теперь если снять очки, то испытуемый увидит объекты перевернутыми, но в конечном счете совпадение вновь восстанавливается путем возврата к нормальному зрению

Непонятный текст, говорящий о непонятном предмете, совместно направляют наши усилия на ее решение; в конце концов они решаются одновременно открытием некоторого понятия, которое заключает в себе одновременное понимание как слов, так и вещей.

Способность непрерывно обогащать и оживлять свой концептуальный строй, усваивая новый опыт, есть признак интеллектуальной личности.

Всякое употребление языка для описания опыта в меняющемся мире предполагает его применение к чему-то такому, что не имеет прецедентов в данной предметной области. В результате несколько модифицируется как значение языка, так и структура нашей концептуальной схемы.

Ж. Пиаже определял подведение нового случая под ранее установленное понятие как процесс ассимиляции, тогда как под адаптацией он понимал образование новых или измененных понятий в целях освоения новых данных.

Словесные ошибки идут рука об руку с неправильным пониманием того, о чем идет речь. Путаница может существовать в течение долгого времени в любой отрасли естественных наук и прекратиться только в результате уточнения терминологии. Атомная теория химии была создана Джоном Дальтоном в 1808 г. и почти сразу же стала общепринятой. Однако в течение примерно полувекового периода, когда эта теория получила всеобщее применение, ее смысл оставался неясным. Для ученых было настоящим откровением, когда в 1858 г. Канниццаро четко разграничил три тесно связанных понятия: атомный вес, молекулярный вес и весовой эквивалент (вес в отношении к валентности), в то время как ранее эта понятия употреблялись как взаимозаменяемые.

Благодаря удачной интерпретативной схеме Канниццаро наше понимание химии стало более ясным и связным. Такое уточнение терминологии необратимо: неточные понятия, которыми химики пользовались в течение предшествовавшего полувека сегодня так же трудно реконструировать, как трудно было бы, решив задачу-головоломку, снова стать перед ней в тупик.

Поскольку каждый случай употребления какого-либо слова до какой-то степени отличается от любого предшествовавшего, то следует ожидать, что и его значение будет также в какой-то мере изменяться. Например, когда в 1932 г. Юри открыл тяжелый водород (дейтерий), он описал его как новый изотоп водорода. Во время дискуссии в Королевском обществе в 1934 г. Ф. Содди , открывший изотонию, возражал против этого на том основании, что он с самого начала определял изотопы какого-либо элемента как химически неотделимые друг от друга, а это не так в отношении тяжелого водорода.

На это возражение никто не обратил внимания; напротив, с общего молчаливого согласия утвердилось новое значение термина «изотоп». Это новое значение позволило включить дейтерий в число изотопов водорода несмотря на то, что он обладал не известным ранее свойством химической отделимости от других изотопов того же элемента. Следовательно, утверждение «существует элемент дейтерий, который представляет собой изотоп водорода», было воспринято в смысле, который предполагал переопределение термина «изотоп» таким образом, чтобы это суждение стало истинным (а без такого переопределения оно было бы ложным). Новая концепция отвергла ранее принятый критерий изотонии как поверхностный. Она исходила только из одинаковости заряда ядра у изотопов.

Адаптация наших понятий и соответствующего им языка к новым вещам, которые мы идентифицируем как новые варианты уже известных нам родов вещей, достигается на периферическом уровне, в то время как наше внимание фокусируется на осмыслении той ситуации, с которой мы столкнулись.

Таким образом, значение речи претерпевает изменение в ходе нашего нащупывания слов, которые, однако, не попадают в центр нашего внимания; в ходе этих поисков слова обогащаются целыми комплексами неспецифицируемых коннотаций.

Современные авторы восстали против власти слов над нашими мыслями, выразив свой протест в низведении их к чистой конвенции, устанавливаемой ради удобства общения. Но это столь же ошибочно, как и утверждение, будто теория относительности была выбрана ради удобства.

Недооценка языка, состоящая в понимании его как множества удобных символов, используемых согласно условным правилам «языковой игры», восходит к традиции номинализма, утверждавшего, что общие термины - это просто имена, обозначающие определенные совокупности объектов. Так, Витгенштейн говорит, будто высказывание «Я не знаю, ощущаю я боль или нет» не имеет смысла. Между тем педиатрам хорошо известно, что дети часто сомневаются, болит у них что-то или они испытывают неудобство из-за чего-то другого. Здесь ложный характер замены вещей словами очевиден, поскольку влечет за собой ошибочное утверждение. Если бы Витгенштейн сказал: «Такова природа боли, что я всегда могу утверждать, ощущаю я ее или нет», то это была бы фактическая ошибка.

Разногласия, касающиеся природы вещей, не могут быть сведены к спорам по поводу словоупотребления. Заниматься подобными спорными вопросами можно лишь в том случае, если язык в том виде, в каком он существует, мы будем использовать для направления нашего внимания на сам предмет. Небезынтересно напомнить, что юридические документы я правительственные постановления, тщательно сформулированные с целью достичь максимальной точности, славятся своей непонятностью.

Хотя я много раз продумывал один за другим все шаги формального доказательства гёделевской теоремы, мне это ничего не дало, ибо я так и не смог уяснить себе их последовательность в целом (я также не смог разобраться с доказательством, хотя суть теоремы, думаю, что уловил. – Прим. Багузина ).

Любому животному, находящемуся в бодрствующем состоянии, присуща некоторая целенаправленная активность, характеризующаяся готовностью воспринимать и действовать или, проще говоря, осмысленно относиться к ситуации. В этих изначальных усилиях сохранить контроль над собой и своей средой мы видим те зачатки, из которых возникает процесс решения задач. Он появляется, когда это усилие может быть расчленено на две стадии: первую- стадию замешательства и вторую - стадию действия и восприятия, рассеивающую это замешательство.

Мы можем утверждать, что животное «увидело» задачу, если его замешательство продолжается определенное время, в течение которого оно явно пытается подобрать решение к озадачившей его ситуации. Поступая таким образом, животное ищет скрытый аспект ситуации, догадываясь о его наличии; ищет, используя явные особенности ситуации в качестве пробных ориентиров или инструментов. Увидеть задачу (так же, как увидеть дерево, или понять математическое доказательство, или понять шутку) -это значит добавить к зрению нечто определенное.

Если животное, решившее задачу, вновь помещают в исходную для этой задачи ситуацию, оно без колебаний применяет решение, открытое им ранее ценой больших усилий.

Ситуация до и после решения характеризуется «логическим разрывом», о величине которого можно судить по степени изобретательности, требуемой для решения проблемы. В таком случае «озарение» - это скачок, посредством которого преодолевается логический пробел. И на такие рискованные шаги ученый должен делать ставку все время, в течение всей своей профессиональной деятельности. Ширина логического разрыва, преодолеваемого изобретателем, является предметом юридической оценки. В функцию патентных бюро входит решать, достаточна ли изобретательность, вложенная в предлагаемое техническое усовершенствование, чтобы оправдать его юридическое признание в качестве изобретения; или же оно есть просто рядовое улучшение, достигнутое путем применения правил, уже известных в данной отрасли.

Существуют три основные области знания, в которых возможны открытия: естествознание, техника и математика. Тот факт, что обучение математике в большой мере опирается на практические навыки, показывает, что даже эта наиболее высокоформализованная отрасль знания может быть освоена только путем овладения своего рода искусством.

Одержимость проблемой в сущности есть главная пружина любой творческой активности. Когда ученики в шутку спросили И.П. Павлова , что им делать, чтобы стать «такими же, как он», он ответил им вполне серьезно, что для этого они должны, вставая по утрам, иметь перед собой свою проблему, завтракать с ней, с ней же идти в лабораторию, там до и после обеда тоже удерживать ее перед собой, спать ложиться с этой проблемой в уме и сны видеть также о ней.

Глава 6. СТРАСТНОСТЬ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ

Страстность в науке - это не просто субъективно-психологический побочный эффект, но логически неотъемлемый элемент науки. Страстность ученого, делающего открытие, имеет интеллектуальный характер, который свидетельствует о наличии интеллектуальной, и в частности научной, ценности. Утверждение этой ценности составляет неотъемлемую часть науки.

Функция, которую я здесь приписываю научной страстности, состоит в возможности различения фактов, имеющих или не имеющих научный интерес. Лишь небольшая часть известных фактов представляет интерес для ученых; и научные эмоции служат, в частности, ориентиром для оценки, что представляет больший интерес, а что - меньший, что имеет для науки огромное значение, а что - относительно небольшое.

Парадигма науки, отвечающая идеалу абсолютной беспристрастности, в которой мир описывается путем точного задания всех его деталей, была выдвинута Лапласом . Он писал, что «ум, которому были бы известны для какого-либо данного момента все силы, одушевляющие природу, и относительное положение всех ее составных частей… обнял бы в одной формуле движения величайших тел Вселенной наравне с движениями легчайших атомов: не осталось бы ничего, что было бы для него недостоверно, и будущее, так же, как и прошедшее, предстало бы перед его взором».

Воображение Лапласа вызвало к жизни призрак некоего гигантского интеллектуального свершения, и этот прием отвлек внимание от того главного фокуса, с помощью которого он подменил знание обо всем опыте знанием обо всех атомарных данных. Всеобщая тенденция стремиться в науке к точности наблюдений и систематичности в ущерб содержательной стороне дела по-прежнему вдохновляется идеалом строго объективного знания, который содержался в парадигме Лапласа.

Научный педантизм с его непреклонной решимостью расчленить витальные факты нашей экзистенции по-прежнему поддерживает этот конфликт, который, возможно, еще выльется в общую реакцию против науки как извращения истины. Это уже случалось раньше в четвертом столетии, когда св. Августин стал отрицать ценность естествознания, ничего не дававшего для спасения души. Отвергнув науку, он разрушил интерес к ней по всей Европе на целое тысячелетие.

Научные разногласия никогда не остаются всецело внутри науки. Когда дело касается новой системы мышления о целом классе фактических (как предполагается) данных, встает вопрос, следует ли в принципе принять или отвергнуть эту систему. Те, кто ее отвергнет на неопровержимых для них основаниях, неизбежно будут рассматривать ее как плод полной некомпетентности. Возьмите, например, такие предметы современных научных споров, как психоанализ Фрейда, априорная система Эддингтона или «Границы ума» Раина.

У каждого из упомянутых авторов была своя концептуальная схема, посредством которой он идентифицировал факты и в рамках которой он строил свои доказательства; каждый выражал свои концепции с помощью присущей только ему терминологии. Каждая такая схема относительно устойчива, ибо может объяснить большинство признаваемых ею данных; и она достаточно последовательна, чтобы оправдать, к радости своих сторонников, пренебрежение теми действительными или кажущимися фактами, которых она истолковать пока еще не в силах. Соответственно эта схема изолирована от всякого действительного или предполагаемого знания, базирующегося на других представлениях об опыте.

Две конфликтующие системы мысли отделены одна от другой логическим разрывом в том же смысле, в каком проблема отделена от разрешающего ее открытия. Формальные операции, основанные на одной интерпретирующей схеме, не могут доказать какого-либо утверждения тому, кто исходит из другой схемы. Приверженцы первой схемы не смогут даже добиться того, чтобы приверженцы второй их выслушали, поскольку для этого тех надо сначала обучить новому языку, а никто не будет учить новый язык, пока не поверит, что он нечто означает.

Интеллектуальная страстность содержит в себе момент активного утверждения. В науке она утверждает научный интерес и ценность определенных фактов, подчеркивая в то же время отсутствие такого интереса и ценности применительно к другим фактам. Я не отношусь с восторгом к взрывам подобного рода эмоций. Мне не доставляет удовольствия видеть, как ученый старается сделать своего оппонента объектом интеллектуального презрения или заставить его замолчать, чтобы привлечь внимание к самому себе. Однако я признаю, что подобные средства ведения спора, возможно, являются трагически неизбежными.

Чтобы выявить допущения, лежащие в основе констатации фактов, в частности научных, необходимо занять определенную позицию по спорным проблемам. Я отказываюсь присоединиться к традиции и авторитету науки, когда она стремится к объективистскому идеалу в области психологии и социологии. Я принимаю существующее научное мнение как компетентный авторитет, но оно необходимо и для любого анализа исторического прогресса науки. Ибо ограничить термин «наука» применением его лишь к тем суждениям, которые мы считаем достоверными, а термин «предпосылки науки» применять лишь к таким предпосылкам, которые мы рассматриваем как истинные, - значит полностью исказить предмет своего исследования. Разумное понятие о науке должно включать конфликты между взглядами внутри нее и допускать изменения в фундаментальных убеждениях и ценностях, признаваемых учеными.

Считается, что дискуссии о природе брожения, гипнотизме пли экстрасенсорном восприятии, всецело сосредоточиваются на вопросе о фактических доказательствах. Однако если ближе приглядеться к этим диспутам, то выясняется, что в них обе стороны не считают фактами одни и те же «факты» и в особенности не принимают в качестве свидетельств одни и те же «свидетельства». Термины эти неоднозначны именно в той мере, в какой отличны друг от друга оба противостоящих мнения. Потому что в рамках двух различных концепций один и тот же набор опытных данных приобретает форму различных фактов и различных свидетельств.

Драматичнейший случай самообмана, вызванного вмешательством неартикулированных способностей наблюдателя, произошел в истории с Умным Гансом . Это была лошадь, умевшая выстукивать своими копытами ответы на всевозможные математические задачи, которые записывали на стоявшей перед ней грифельной доске. Скептические эксперты по разным отраслям знания приходили и строго экзаменовали лошадь, но каждый раз ее непогрешимые интеллектуальные способности только снова и снова подтверждались. Однако наконец Оскару Пфунгсту пришла мысль задать лошади вопрос, на который он, Пфунгст, сам не знал ответа. На этот раз лошадь стучала копытами без остановки. Оказалось, что все строгие скептические эксперты невольно и бессознательно сигнализировали лошади, чтобы она перестала выстукивать, дойдя именно до того числа, на котором она и должна была остановиться (как того ожидали они, зная верный ответ). Так они и добивались неизменно верных ответов, и в точности так же философы добиваются того, чтобы их описания науки или их формализованные процедуры научного вывода оказывались правильными. Они никогда не используют их для решения какой-нибудь возникшей в прошлом пли в настоящем и все еще открытой научной проблемы, но применяют их лишь для анализа тех научных обобщений, которые считают с несомненностью установленными.

Наука есть система убеждений, к которой мы приобщены. Такую систему нельзя объяснить ни на основе опыта (как нечто видимое из другой системы), ни на основе чуждого какому-либо опыту разума.

Часть III. ОБОСНОВАНИЕ ЛИЧНОСТНОГО ЗНАНИЯ

Глава 7. ЛОГИКА УТВЕРЖДЕНИЯ

Если утверждение содержит критику, то ее предметом всегда является принятие определенной артикулированной формы. Тем самым не соглашаюсь с мнением А. М. Тьюринга, который сводит проблему «Может ли мыслить машина?» к экспериментальному вопросу: можно ли так сконструировать вычислительную машину, что она, подобно человеку, сможет ввести нас в заблуждение относительно своего устройства? (о Тьюринге см. ).

Термины «критический» и «некритический» не следует употреблять по отношению к неявному мышлению. Не говорим же мы о критическом или некритическом характере танца или прыжков в высоту.

Процесс изучения любой темы включает как ее собственно изучение, так и толкование тех фундаментальных убеждений, в свете которых мы подходим к ее изучению. В этом тезисе заключена диалектика исследования и толкования. В ходе такой деятельности мы постоянно пересматриваем наши фундаментальные убеждения, но не выходим при этом за рамки некоторых их важнейших предпосылок.

Глава 8. КРИТИКА СОМНЕНИЯ

В продолжение всего критического периода философии считалось само собой разумеющимся, что принимать недосказанные мнения - это прямая дорога в тьму невежества, к истине же можно приблизиться лишь честным и трудным путем сомнения. Декарт провозгласил, что универсальное сомнение должно очистить ум от всех мнений, принятых просто на веру, и открыть его знанию, прочно основанному на разуме.

Поскольку нет такого правила, которое говорило бы нам в момент решения о следующем шаге в исследовании, что является подлинно смелым и что попросту опрометчивым, то нет и правила, как различать сомнение, сдерживающее опрометчивость (и потому определимое как истинное благоразумие), и сомнение, в корне подсекающее инициативу (и потому осуждаемое как лишенный воображения догматизм).

Не существует принципа сомнения, применение которого открывало бы нам, какая из двух систем имплицитных мнений истинна; не существует, кроме как в том смысле, что мы будем признавать решающими свидетельства против той системы, в истинность которой мы не верим, но не будем так поступать в отношении той, в которую верим. Здесь опять-таки допущение сомнения столь же явно оказывается актом веры, как и его недопущение.

Глава 9. САМООТДАЧА

Я старался показать, что всякий акт познания включает в себя молчаливый и страстный вклад личности, познающей все, что становится известным, и этот, вклад не есть всего лишь некое несовершенство, но представляет собой необходимый компонент всякого знания вообще.

Откладывание решений на основании их возможной ошибочности неизбежно навсегда заблокировало бы все решения вообще, в результате чего риск, связанный с колебанием, возрос бы до бесконечности.

– исторического развития организмов. В биологии филогенез рассматривает развитие биологического вида во времени.

Латентность (от лат. latentis – скрытый, невидимый): свойство объектов или процессов находиться в скрытом состоянии, не проявляя себя явным образом; задержка между стимулом и реакцией.

Проприоцепция (от лат. proprius - «собственный, особенный» и receptor - «принимающий»; от лат. capio, cepi - «принимать, воспринимать»), мышечное чувство - ощущение положения частей собственного тела относительно друг друга и в пространстве.

Наверное, поэтому я отношусь с недоверием к ТРИЗ – теории решения изобретательских задач. – Прим. Багузина